Тайна третьей невесты - Кира Измайлова

А Грифон… Я встречалась с ним трижды, но вряд ли колдовской путь открывается так часто! Неважно, кем бы он ни был, лучше мне больше не встречаться с ним: он может навредить мне, пускай и по недомыслию. Упомянет при каком-нибудь слуге, что разговаривал с рыжей девушкой в зеленом платье, вот и все. Других таких здесь нет, указание будет однозначным, и я – в лучшем случае! – немедленно отправлюсь домой, а в худшем… Не знаю, что может случиться.

Вряд ли этот случай предадут огласке, вероятно, даже родителей не известят, но что сделают со мной? Должно быть, уничтожат все без исключения воспоминания о пребывании здесь: сомневаюсь, будто какой-то чародей может выдернуть одно-единственное, словно нитку из вытканного рисунка, не повредив его. Значит, я позабуду о странном человеке из замка Старой Птицы…

Конечно, я и так не вспомню об Испытании, если меня отправят домой до его завершения, но это совсем другое дело! Я не взялась бы объяснить, в чем вижу различие, но чувствовала именно так, а потому намеревалась молчать обо всем, что связано с Грифоном.

Тем более, у меня не было ни единого доказательства его существования, кроме засушенного соцветия клевера в книге, но я ведь могла положить туда цветок еще летом, не так ли? А вот у него остался мой платок и шарф, он говорил об этом. Хотелось бы вернуть их, но как? Он ведь сам сказал – не носит их при себе, а предсказать, когда мы столкнемся вновь и увижу ли я его вообще, невозможно… Оставалось уповать на то, что эти вещи никого не заинтересуют. На платке даже монограмма не вышита, найти меня по нему не выйдет, он самый обычный. Да и шарф тоже – я всегда могу сказать, что обронила где-то… или его вовсе изъяли вместе с другими нарядными вещами! А почему не попал в список… мало ли, приглянулся той же Ине: ей, темноволосой и сероглазой, пошел бы серебристый шарф.

«Нет, прекрати, – одернула я себя. – Нельзя клеветать на девушку, которая не сделала тебе ничего дурного!»

В конце концов, меня еще не допрашивают с ножом у горла об этом несчастном шарфе, а если начнут, я найду что ответить, ведь так? Им удобно повязывать голову, я так и сделала и… Уронила в навоз и не стала поднимать, к примеру, или упустила в реку, когда бегала за простыней. Неужели мои напарницы вспомнят о том, что было у меня на голове?

Может, и вспомнят, подумала я. Многие из них весьма приметливы… Что ж, тогда проще сказать полуправду: вечером я выглянула в коридор, услышала непонятные звуки и поспешила вернуться к себе, а шарф обронила и не сразу решилась сходить за ним. Когда же пришла на то место, вещи уже не было, и я подумала, что ее подобрали слуги, но не осмелилась спросить у них. Да, пожалуй, подойдет! За такое, конечно, тоже могут отправить восвояси, но простое любопытство всяко лучше встречи с неизвестным мужчиной…

– Тесса, ты снова грезишь с открытыми глазами? – потрепала меня за плечо Делла. – Идем скорее, посмотрим наши новые покои!

Оказалось, всех девушек переселяют в другое крыло, и контраст по сравнению с прежним нашим местом обитания был разительным. Взять хотя бы залы для занятий – огромные, светлые, и…

Я застыла на пороге музыкальной комнаты. Лисса бросилась к прекрасному клавирону, Делла следом за нею, я же не могла сдвинуться с места.

– Вы так впечатлены? – негромко спросила за спиной принцесса Карадин.

Она никогда никуда не спешила, это я уже заметила, но всегда поспевала вовремя.

– Я бы даже сказала – поражена, – призналась я, озираясь с преувеличенным интересом. – Такое отличие…

– Скорее всего, прежде мы жили в крыле для слуг, – улыбнулась она и прошествовала дальше, а за нею две оставшиеся девушки из свиты – прочих уже не было с принцессой.

Я же снова посмотрела вперед. Нет, я не могла перепутать – это та самая комната! Высокая арка окна – сейчас за ним сумрачно, но света все равно хватало даже и без ламп, – стрельчатые потолки, причудливый узор каменных плит на полу… Вот только книжных стеллажей я не увидела, а вместо большого стола возле окна стоял клавирон. И еще – на этом окне теперь имелась решетка, красивая, узорчатая, а переплет в рамах оказался иной, намного более мелкий, чем тот, что я запомнила. И стекла в нем были цветные – подобие витража, а не кристально-прозрачные, как в моем… воспоминании? Или видении?

«Хорошо, допустим, убрать отсюда шкафы с книгами и поставить клавирон несложно. Поменять рамы – тем более, – подумала я. – Вмуровать решетку… допустим, возможно. Но как я ухитрилась попасть сюда из другого крыла? Ведь когда я вышла из библиотеки, то очутилась в том же самом коридоре, что и прежде! Потайной ход? Не слыхала о таких, которые позволяют за один шаг миновать половину замка… Разве что ход этот колдовской!»

Увы, ответа на эту загадку не нашлось, а вскоре мне и вовсе стало некогда думать о ней: нас начали приводить в достойный вид. Теперь можно было вспомнить о расслабляющих и согревающих ваннах, душистых отварах для волос, нежных кремах для рук и чудодейственных маслах для ногтей – утраченное совершенство возвращалось на глазах, и Лисса шумно радовалась, разглядывая пальцы в ярком свете ламп.

Теперь мы жили поодиночке, но по вечерам все равно собирались вместе – в конце концов, у нас никого нет в этом странном месте, кроме друг друга.

Больше не приходилось дрожать от холода – в комнатах было уютно, пуховые перины и подушки так и манили зарыться в них и сладко спать до тех пор, пока не разбудят… Я продолжала просыпаться на рассвете: привычка, пускай даже кратковременная, не желала выветриваться. Снаружи было темно – светало теперь поздно, – но я все равно смотрела в окно: на бег косматых туч, среди которых лишь изредка проглядывал клочок чистого неба, на проливной дождь, гнущиеся вдалеке деревья, давно уже облетевшие…

Нас больше не водили на прогулки – погода совсем испортилась, – и это время заняли другие дела. Кто-то упражнялся на клавироне, кто-то перебирал струны ланты, разминая огрубевшие пальцы, кто-то пел или повторял танцевальные па: учителей пока что не было, но девушки не желали терять время понапрасну. Я тоже в свой черед освежила в памяти несколько музыкальных пьес, а потом села рисовать, благо и для этого имелись условия.

Живописью занимались немногие, и я подумала, что это может стать каким-никаким преимуществом. Конечно, батальное полотно или парадный портрет я создать не смогу, но моих умений вполне хватает на то, чтобы написать водными красками милый букет или пейзаж. Впрочем, набросать чье-то лицо мне тоже по силам, во всяком случае Деллу с Лиссой на моих рисунках никто еще не спутал. Вот я, чтобы занять себя, и рисовала сестер по Испытанию – это удобно было делать, пока они музицировали. Девушки не возражали, а Тина-Санна – подумать только! – похвалила мои рисунки. Сама она предпочитала вышивание (во всяком случае, упоминала об этом), а кисти в руки не брала.

Признаюсь, мне хотелось набросать по памяти Грифона, но я сдержалась. Чего доброго, Лисса начнет выспрашивать, кто это такой, рассуждать вслух, чья фамильная горбинка у него на носу и рисунок бровей, ее услышат другие… Ни к чему это. Но хотя бы его рыжего коня я нарисовать могла – получилось, по-моему, похоже…