Заложник ведьмы - Анетта Шульц

Он перекатился набок, подтянул ноги и начал наощупь развязывать узлы. Они поддались не сразу, но бьющаяся в сознании мысль, что с Улой могут делать что-то похожее, а то и хуже, подстегивала его. В конце концов он разорвал веревку и с остатками узлов вскочил на ноги. Двери было две, и одна из них приоткрыта. Арлен кинулся туда.

В комнатушке горела лучина, и Арлен отчетливо увидел, как мужик держал руки Улы и пытался поймать ее ноги, но она резво отбивалась. Он бубнил ругательства себе под нос, получая пинки по ребрам. Но ему эти пинки как горох об стену.

В зеленых глазах блестели слезы. И этого было достаточно, чтобы Арлен кинулся на мужика сзади и со всей силы саданул ему кулаком по затылку. В спину вцепилась девушка и начала оттаскивать Арлена. Она схватила одной рукой его волосы с силой потянула на себя. А мужик, кинув Улу куда-то в угол, развернулся и ударил по ребрам.

Весь воздух разом вышибло. Вдохнуть не получилось. А следом прилетел еще один удар, на этот раз в бок. Арлена отшвырнуло назад. Он вместе с девушкой влетел в косяк. В следующий миг огромные сильные пальцы сжались на горле.

В глазах стремительно темнело, а уши переставали слышать. Арлен пытался бить по руке, которая сдавила ему глотку, толку не было. Вдруг пальцы чуть разжались, позволяя вдохнуть. Прояснившемся взором Арлен увидел, что здоровяк развернулся и смотрел куда-то в сторону. Свет лучины упал на его лицо. И губы у него тоже были темными, будто в чем-то вымазаны.

«Еще раз полезет, кусай в ответ», — всплыл в памяти голос Улы, сердитый и полный праведного гнева.

Арлен схватил покрепче душившую его руку и вонзился в нее зубами. Он сжал челюсти и принялся трясти головой из стороны в сторону, как делают волки, отгрызая кусок мяса. Очень скоро на языке появился привкус железа, а рот заполнила теплая кровь.

Мужик орал и корчился. Его гнуло в разные стороны, хрящи хрустели. Наконец, мужик смог отскочить от Арлена, но его плоть все еще осталась во рту. Арлен с презрением сплюнул кусок на пол. Мужик отползал, хныча и обливаясь слезами.

Ула оказалась рядом. Она огладила плечо Арлена, будто успокаивая, и слегка куснула. Арлен взял ее руку в свою, посмотрел в зеленые глаза и легко коснулся губами ее пальцев.

— Пошли, — почти неслышно прошептал он. Голос все еще не слышался. Ула кивнула и повела его за руку прочь из дома.

Девушки нигде не было. Их сумы тоже. Идти голым Арлен не мог, а потому без спроса залез в стоящий у стенки сундук и взял первые попавшиеся штаны и рубаху. Быстро оделся и вышел с Улой из дома.

Дождь закончился, и погода стояла тихая. Потому и гомон людей в общинном доме слышался в разы сильнее. Он веселились, смеялись, ахали и охали. Вдруг они замолчали, а потом принялись недовольно кричать. Ула потянула Арлена прочь, на холм. Там оказалась тропка, правда, размытая дождем. Но удивительным образом грязь не скользила и ощущалась твердой почвой.

Они быстро взобрались на вершину. Арлен оглянулся и увидел, что из общинного дома к ним неслась толпа с факелами. Но взобраться на склон так же резво они не могли. Неужто, Ула подсобила?

— Добежим до леса, спасемся, — сказала она охрипшим голосом и указала в сторону чернеющих в ночи деревьев.

Арлен кивнул. Он перехватил покрепче руку Улы и рванул вниз по склону. Ула не поспевала и спотыкалась, потому Арлен притормозил, подхватил ее на руки и побежал со всей возможной скоростью. Земля под ногами удивительным образом была ровной и прочной. Вскоре они достигли тракта, перебежали его поперек и уже неслись к лесу. Добежав до ближайшего дерева, Арлен стал замедляться. Углубляться в лес ночью — плохая идея.

Он остановился, аккуратно опустил Улу на ноги и сразу плюхнулся задом наземь. Дыхание сбилось, за грудиной горело огнем. Он громко дышал через рот, стараясь прийти в норму.

— Думаешь… Не догонят? — спросил Арлен и оглянулся в сторону тракта. Огней видно не было.

— Они не пойдут в лес, — уверенно произнесла Ула.

— Почему?

— Потому что лес — это жизнь, а они колдуют от смерти, — ответила она и присела рядом.

— Не понимаю, — покачал голов Арлен.

— Кровью они колдуют, а лес крови не любит. Видел их губы? Кровью измазаны.

Колдуют? И они ведьмы что ли? Но, видимо, уже не лесные. Может, про таких байки ходили? Жертвоприношения, поклонение темным силам, пакости людям.

Дыхание все еще было тяжелым и говорить было сложно. Потому Арлен коротко спросил.

— На кой?

— Чтобы околдовать нас и подчинить своей воле. Удивлена, что с тобой не сработало, — улыбнулась Ула и добавила. — Залог.

— Издеваешься?

— Слегка, — улыбнулась она еще шире. И сердиться на нее не получалось.

Она привалилась к его плечу, обхватила руку и зашептала. Становилось легче и теплее. Скоро Арлена сморило окончательно. Он повалился на спину, сгреб ойкнувшую Улу в объятья и уснул.

Мерзавец.

Проснулся под утро. Дождь стих, только лужи да влажная трава остались. Ула лежала на его груди, закинув ногу поперек его бедер. Она уже не спала и смотрела на него зеленью глаз.

Арлен чуть ослабил объятья, и Ула поднялась. Он поднялся следом. Без волков в лесу было непривычно.

— Мы не успеем до темноты, даже если будем весь день топать. Надо найти ночлег, — сказала Ула. — Хотя кое-кто отлично поспал.

— А ощущение, слово не спал дня два, — пожаловался Арлен, громко зевнул и приподнявшись на носки потянулся. — Пойдем до трактира. Все равно больше идти некуда.

— Нас оттуда погонят без денег, — подметила Ула, но все же направилась к тракту. Дойдя до крайнего дерева она добавила: — Только на тракт лучше не выходить.

И пошла вдоль по кромке леса. Арлен поспешил за ней.

— Насчет денег ты верно говоришь. Обчистили нас, ироды. И все равно окромя трактира идти некуда.

Дальше шли молча. То ли оттого, что настроение у Улы было лучше, то ли потому что шли лесом, Арлену было спокойнее. И он начал думать.

Если покинет Бренну, ничего ей не объяснив, то останется мерзавцем. Если уйдет от Улы и оставит ее в одиночестве, будет тем же мерзавцем. Значит, надо выбрать одну из них и объясниться с другой. С Улой хорошо, ее хочется защищать, на нее хочется смотреть, ее хочется трогать. И спать с ней в обнимку очень приятно. Он ведь приврал, что спалось ему плохо. Пусть и на сырой земле, но с ней, и уже все не так