Замуж за врага. Его (не) любимая - Юлия Марлин

с целым миром простой послушнице не по плечу. Ей — восемнадцатилетней княжне, от которой отказался даже собственный Дом, не хватило сил и отваги воспротивиться решению родного брата, куда же тягаться с властителями Девяти Княжеств? Они сметут ее, как волна невесомую песчинку, и раздавят, как осколок хрупкого мараккешского стекла.

— Сударь Святослав, вы тоже верите, что моя смерть принесет нашим княжествам мир? — Спросила она, когда отчаяние отступило, и голос снова позволил говорить.

Северянин застыл с лучиной в руках.

— Ваша смерть? Вы заложница, а не приговоренная к казни преступница. Ни Арге, ни Лейду ваша смерть не нужна. Только жизнь.

— Опять лжете, — София поморщилась. — Все знают, что ожидает заложника в случае, если сторона, выдавшая его, нарушит условия перемирия. Раньше… позже, вы все равно меня убьете.

Раздраженно скрипнув зубами, Святослав бросил лучину в пылающее пламя. Глупая, наивная девчонка. Переубеждать ее бессмысленно и бесполезно.

— Готово, — отозвался целитель Хорс. — Пойду, осмотрю других воинов. А вы, сударыня, не вздумайте вставать, — пробубнил наставительно, скидывая в сумку склянки.

Мелкая крупа опадала на побережье хрупкими льдинками — таяла в воде и плавилась в огне. Весенняя ночь оказалась на редкость холодной и снежной. Серость унылого неба виднелась даже в ночной полутьме.

До утра оставалось еще несколько часов, потому Святослав решительно выпрямился:

— Раз рана больше не представляет угрозы вашему здоровью, вернитесь в повозку. Сегодня холодно. Переночуете в тепле. И это не просьба.

Спорить София не рискнула и отбросила покрывало, намереваясь подняться. Вдруг северянин подхватил ее под локоть, а потом и совсем поднял на руки.

— Я помогу.

Прикосновения врага всколыхнули в ее сердце бурю эмоций. Девушка вздрогнула и уставилась в непроницаемое мужское лицо. Он сделал вид, что не почувствовал острого испуга, и спокойно донёс до повозки. Когда дверца захлопнулась, «поглотив» встревоженную княжну, Святослав развернулся и в гневе сжал кулаки. Уголки его губ дрогнули в горестной усмешке. Даже слепец без труда почует в ее движениях, словах и взгляде неприязнь и отвращение. Девчонка обращается к нему вежливо, старается не добавлять лишних хлопот, но в душе сичтает Зверем. Известно — глаза не умеют лгать, и ее — не лгали.

Согбенный целитель вернулся к костру через полчаса и грузно плюхнулся рядом с задумчивым и взбешенным командиром отряда.

— На этот раз всё обошлось. Пара порезов, шишки, толика царапин. Северос уберег от беды. — Он развернулся к Посланнику, глянул на рассеченную скулу и сдвинул брови, — эй-ей, рану надо обработать, Святослав.

Хорс потянулся к волшебной сумке, но тот махнул рукой и равнодушно процедил:

— Оставьте. Ерунда.

— Не ерунда, мой князь. Ранение серьезное.

— Нет времени. Мне пора заступать на дежурство.

С этими словами Святослав решительно нырнул в темноту, и она с жадностью поглотила величественную фигуру молодого воина севера.

* * *

Два дня ехали на север.

Извилистая тропа тянулась по каменистому берегу шумной реки, потом забрала восточнее, скатилась со склона и завела под шепчущие кроны березовых рощ. Дождь сменялся снегом, снег — дождем; с запада дул пронизывающий ветер, долины и луга, стыли в серебристом оцепенении.

Большей частью проселочная дорога представляла застывший каменный лед, но иногда попадались участки хлюпающей грязи, и воинам приходилось спешиваться и проталкивать повозку через подтаявшее снежное месиво.

Следующим днем тропа повлекла на север, обогнув развалины древнего города брошенного аргчанами много лет назад, и слетела на дно скалистой лощины, поросшей диким подорожником. К обеду вывела на равнину с диким овсом, а к вечеру привела к давно заброшенному поселению.

Лагерь поставили неподалеку от развалин храма, поросшего луговым вьюном и листьями порея, рассудив, что более безопасного места, чем старое святилище не найти. Перед полуночью из леса послышался шепот и неясное эхо: женские голоса, отзвуки мужского баритона, то легкие и мягкие, как беседы старых друзей, то жесткие и воинственные, будто споры непримиримых врагов.

Северяне, успев по пути наслушаться от местных ужасов о бежавшим из Темного Мира упыре, что бродит по соседним губерниям и нападает на путников в белую луну, чтобы пить кровь, в нынешнее полнолуние были особо бдительны и осторожны.

— Кто это? — Первым перепугался Милонег.

Воины напряженно осмотрели лагерь и окрестности, но за границей жаркого пламени не увидели ничего, кроме непроглядной темноты.

Не беспокоилась только София. Устраиваясь на лежанке и грея руки у огня, она успокоила:

— Не бойтесь. Голоса теней не опасны.

— Теней? — Озираясь по сторонам, прошептал мальчик.

— Да. Они есть — воспоминания тех, кто когда-то прошел этими дорогами. Говорят, услышать их — получить весточку от давно почивших родных, — София улыбнулась. — Иногда границы между миром людей и Гранью истончаются, и в такие минуты мы можем слышать и видеть то, что уже когда-то очень давно происходило в этих краях. Я много раз об этом читала в старой книге, которую нашла в твоем возрасте.

Волки переглянулись и хмыкнули. Княжна удивляла их все больше.

Мрачный Добрыня шепнул Святославу:

— Всякой тарабарщины не боится, зато от нас шарахается, как от прокаженных. То ли мир сошел с ума, то ли — я? Не пойму.

— Вы, Наставник, вы, — со смешком вмешался Рогнед.

Воевода что-то буркнул, и Святослав улыбнулся, тем не менее, оставаясь собранным и настороженным. Легенды — легендами, слухи — слухами, а о предосторожности северяне не забывают ни при свете солнца, ни при сиянии луны.

… В следующие дни им ни разу не попалось обжитых городов или деревень, лишь несколько брошенных и разграбленных поселков с покосившимися домиками и обветшалыми оградами. Лейдцы не удивлялись — чем ближе граница, тем меньше желающих жить на линии вечного огня.

Однажды, правда, повстречался странствующий слепой музыкант-аргчанин в компании дребезжащей телеги с гуслями и лирой, запряженной полудохлым ослом, о выпирающие ребра которого можно было порезаться. Погоняя несчастное животное веткой березы, он шагала по пыльной, подмороженной дороге и тихо пел.

Услышав приближение вереницы всадников и шелест вьющиеся по ветру знамен, музыкант остановился.

Святослав подал знак, сбавить темп, а сам подъехал к слепому старику в сером ветхом плаще и смешной конусообразной соломенной шляпой, какую по обыкновению носят крестьяне и фермеры.

— Мое почтение, господин.

— И тебе не хворать, юный воин, — прошамкал старик.

— Вы идете по этой дороге один?

— Не один. Нас трое, — кивнул в сторону полуживой скотины, а потом в небо.

— Нужна ли вам помощь или провиант?

Музыкант пожевала сухими губами:

— От нового плаща не откажусь. Мой совсем прохудился. Весь в дырах.

Святослав спешился и свистнул:

— Клим, Рогнед, новый плащ и запасного коня.

София, выглянув из окна, наблюдая, как к музыканту подводят коня и передают тугой сверток.