«Крысиный остров» и другие истории - Ю Несбе

— Значит, убийство Тупня — дело рук Рагнара, а не твоих? — спросил я.

Вертолет приближался, поэтому мне почти пришлось кричать.

— Он доложил мне обо всем уже потом, сам бы я, как я уже сказал, ни в коем случае не допустил подобного. Убийства — уж точно, — Колин вздохнул и посмотрел на небо, — но совсем невиновным меня не назовешь.

— Вон оно как.

— Я связался с Марвином Грином, адвокатом Тупня. Хорошие адвокаты — на вес золота, в городе их почти не осталось, и поэтому Тупню выделили Грина, спившегося беднягу, которому просто денег не хватило, чтобы уехать отсюда. И да, он оказался легкой добычей и попросил совсем немного. Ему велели не слишком усердствовать, защищая Тупня, и не позволять Тупню давать свидетельские показания, чтобы он не отказался от признания. Но потом Грин позвонил мне и сказал, что к нему заявилась какая-то девушка, которая может обеспечить Тупню алиби. Он дал мне ее адрес. — Колин вздохнул. — Знаешь, пока тут не начались перебои с электричеством, я и не подозревал, что над этим городом такие чудесные звезды.

— Не отвлекайся.

— Поэтому я снова связался с этим Рагнаром и сказал, что оружие и все остальное он получит при условии, что Тупень не откажется от признательных показаний и что Брэда никто не обвинит.

— Иначе говоря, ты приказал ему убить и Тупня, и эту девушку.

Колин покачал головой:

— Достаточно было бы запугать эту девушку и заставить ее молчать, а Тупня осудили бы. И на этом все. Вместо этого Рагнар начал действовать более решительно, потому что — он сам потом так сказал — мертвые не болтают. Когда он приехал рассказать о своих подвигах, то от гордости едва не лопался. До девушки он не добрался — она, похоже, Грину не доверяла и адрес дала неправильный, но Рагнар сказал, что это ничего, потому что он все равно заткнул Тупню рот, причем навсегда, так что теперь он от признательных показаний точно не откажется. Он и не понял, чего я так разозлился…

— А сам ты, Колин, не считаешь себя виноватым?

Пожав плечами, он выпятил нижнюю губу, как делает обычно, притворяясь, будто не понимает очевидного.

— Это не мой выбор, Уилл. Он поступил так по доброй воле.

— Ты дал его злобе фору, потому что знал, каков будет итог. И ты, очевидно, дал ему адрес девушки. Это ты поступил так по доброй воле, Колин.

— Я думал, он с ней поговорит, а не… — Он всплеснул руками. — Ладно, возможно, я наивный, но я верю в человеческую способность учиться. В способность меняться и выбирать добро.

— Это хорошо, — сказал я.

— В смысле?

— Хорошо, что ты полагаешь, будто желание и опыт могут заставить злодеев выбирать добро.

— А ты в это не веришь?

— Да, — кивнул я, — поэтому по окончании срока преступники выходят из тюрьмы, и мы надеемся, что опасности они больше не представляют. Поэтому, Колин, будем на это надеяться — это в твоих интересах и в интересах твоей семьи.

— О чем это ты, Уилл?

Рев вертолета приходилось перекрикивать.

— О том, что моя, твоя, да и чья угодно жизнь зависит от нашей способности проявлять жалость, мудрость и милосердие. И особенно — от способности научить им наших близких.

— Аминь! — прокричал Колин, глядя на звезды и на вертолет и подняв наконец бокал.

Прошли сутки после того, как мы с Ивонн встретились возле тюрьмы после убийства Тупня. Сейчас Ивонн стояла у ворот виллы.

— Спасибо, что пришла, — поблагодарил я.

Она что-то пробормотала в ответ. Я уже давно понял, что представители некоторых общественных классов к благодарности не привыкли.

Ее имя я узнал, когда мы стояли в гостиной и, глядя в окно, смотрели, как Хейди с Сэмом играют в кошки-мышки. Хейди рычала и, скрючив пальцы, словно кошачьи когти, наступала на Сэма. Что именно она рычала, я не расслышал — сквозь стекло до нас доносился лишь радостный визг Сэма.

— Замечательный мальчик, — сказала девушка, — как… — Она осеклась.

— Он, кажется, все забыл, — ответил я. — Думаешь, бывает такое?

Ивонн пожала плечами:

— Не знаю, но для детей почти все новые события удивительные и необычные, в том числе и совсем пустячные мелочи, к которым мы, взрослые, давно привыкли. Возможно, ребенку не так страшно, когда дерут задницу кому-то из родных, чем когда его самого жалит оса или когда у его любимого плюшевого медвежонка глаз отвалится.

Я посмотрел на девушку. Что-то подсказывало мне, что она основывается на собственном опыте.

— Тогда почему от сексуального насилия у детей бывают травмы, а от обрезания — нет?

— Не знаю, — покачала она головой, — но, по-моему, боль и унижение проще перенести, если считать, что это дело естественное, без которого не обойтись. Те, кто пережил бессмысленную войну, сходят с ума, а те, кому без обезболивания вырвали зуб, — нет. И те, кто ребенка родил, тоже нет.

Я кивнул. Хейди поймала Сэма, и они, катаясь по траве, весело хохотали. Хейди смеялась. Меня вдруг осенило: а ведь я не слышал ее смеха с той самой ночи.

— Контекст, — сказал я.

— В смысле?

— Я читал, что некоторые полагают, будто наша психика лучше переносит боль, если мы находим ей обоснование.

Ивонн кивнула:

— Ага, значит, кто-то написал как раз то, что я думаю.

— Но… — я умолк и сцепил руки, — ни я, ни ты не найдем обоснования ни боли от потери Эми, ни боли из-за смерти Тупня. Значит, надо найти другие способы, как справиться с болью. Верно?

— Месть, — сказала она.

Я посмотрел на руки. Колин говорил, что я сцепляю пальцы перед тем, как скажу что-нибудь важное. А когда юрист готовится сказать что-то важное, у него для вас, как правило, плохие новости.

— Есть только один способ, — продолжал я, — человеческая жажда мести отличает нас от животных, но в смете эволюции она логически необъяснима. Если все узнают, что в случае убийства ребенка тебе, убийце, отомстят, то жизнь ребенка станет более безопасной. Но если непонятно, кто именно виноват в гибели ребенка, возможная месть может вызвать ответную месть. В ответ на которую снова будут мстить. И такие кровавые спирали кровной мести в десять раз сократили население, например, Исландии и Албании. В Исландии эту проблему решили, создав независимый судебный орган, состоящий из мудрых людей. В их задачи входило прояснить вопрос вины, назначить возможное наказание, а также привести его в действие. Тем самым они устраняли мотив ответной ненависти. Эта идея легла в основу не только правовой системы, но и общества, члены которого согласны жить по законам, касающимся всех. Таким образом общество также избавлялось от тирании, так как она представляет собой право сильнейшего: теперь сильнейшим становится государство, и тиран тоже повинуется власти закона. Правят справедливость, здравый смысл и человечность. Именно этого я и добиваюсь, поэтому я не казнил Брэда, а хочу, чтобы он предстал перед независимым судом.