Мартини для горничной - Маргарита Воронцова

– Ты пришла? Привет, милая! – крикнула Соня, не оборачиваясь. Она сидела носом в монитор, скрючившись, и яростно долбила по клавишам. – Ты опять, падла?! Опять сожрал?! В шахматы играю! – снова крикнула бабуля. – Блефует, шельмец! Коня у меня сожрал, глазом моргнуть не успела! Слона сожрал, падла гнусная! Нет, ну вы посмотрите, и ферзя сожрал тоже! Рожа гигабайтная! Да хоть пешечку-то не трогай! Ничего святого нет! Не трогай, я кому сказала! Да блин! Опять продула, что же это такое!

Бабуля в сердцах стукнула по столу сухим кулачком. Она поднялась, наставила – как Глеб Жеглов – указательный палец на монитор и грозно предупредила:

– Без фокусов у меня тут! Ясно? Я ещё вернусь. Вернусь, я сказала!

После этого она, наконец-то, обернулась ко мне. Как обычно, изо рта у неё торчала перламутровая сигаретка.

– Ты чего стоишь? – сказала она уже совсем другим тоном, нежным, ласковым. – О, Боже, Риточка! Ты, всё-таки, купила это платье! Как же тебе идёт! Бесподобно! Дай-ка посмотреть на тебя, моя красавица.

Я подошла к бабуле и без лишних объяснений повернулась на сто восемьдесят градусов. Сзади висел пакет – его я подложила, когда ехала домой, чтобы не прилипнуть к водительскому сиденью и не испачкать его.

– Упс! А ты зачем пакетик на попу прилепила? – удивилась Соня и потянула за краешек. Через секунду она увидела дыру на подоле и грязные пятна.

– Ё… – обалдела бабуля. – Но как же это? Упала? Ох! Свалилась, да? Каблук, наверное, подвернулся? Споткнулась. Ушиблась? Больно?

– Антон приезжал, опять денег просил, – всхлипнула я. – А я его отшила.

– И правильно сделала!

– Он схватил меня за руку, я её выдернула… и грохнулась, – я опустилась на диван, закрыла лицо руками и затряслась от беззвучных рыданий. – Моё платье…

Теперь я зарыдала в голос. Мне было так обидно!

Бабуля присела рядом и обхватила меня невесомыми ручками. Она сочувственно вздыхала, гладила меня по голове и плечам.

– Ты моя бедная девочка… Давай бабуля тебя пожалеет… Да и себя тоже… Конец нашему платьицу. Эх, даже и не поносили нисколечко.

– Он меня достал! Как я могла столько лет терпеть эти издевательства! – всхлипывала я. – Почему не отцепила от себя этого клеща! Ещё и долги его выплачиваю!

– Маленькая моя… Ужасно, конечно… Что за урод этот Антон. Завтра его найду и нашинкую ему яйца, как на салат оливье! – воинственно заявила Соня.

– А платьем теперь только пол помыть… Оно пропал-о-о.

– Да уж. Дырень – как в бюджете после выплаты премии нашим депутатам.

– И на работе кошмар. Мы испортили тонну корпоративных сувениров… Гендиректор теперь меня съест.

– Его я тоже найду, – грозно пообещала Соня. – Иголочек ему понатыкаю. Будут у него не яйца, а бешеные огурцы.

– Причём тут огурцы? – я так удивилась, что перестала плакать.

– Сегодня в интернете наткнулась. Растение такое есть – бешеный огурец. Посмотришь. И каждый раз, когда гендиректор захочет на тебя наехать, будешь представлять себе это оригинальное растение.

Я судорожно всхлипнула и вытерла слёзы. Что ж… Поплакала и хватит.

– Маленькая моя девочка… Всё будет хорошо, поверь. В целом, это всё такая ерунда… Нет, правда! – Соня убрала с моего лица прилипшие пряди волос и прижалась ко мне щекой.

От неё приятно пахло моими духами «Кристалл Брайт».

На завтрак бабуля приготовила сырники. Соня – отличный кулинар, еду она готовит так же ловко, как громит квартиру. Сырник на моей тарелке – пухлый и золотистый, бабуля украсила его кляксой вишнёвого варенья.

Но ведь мне ничего не лезет в горло. Я думаю о совещании у генерального – вот уже скоро, в десять утра – и не могу прожевать ни кусочка…

Вижу картину. Воображение рисует мрачную камеру с выщербленными каменными стенами, и только в маленькое оконце, утыканное железными прутьями, проникает солнечный свет.

У окна сидит юная пленница, прекрасная и нежная, как утренняя заря. На ней бархатное платье, расшитое золотом, сочного винно-красного цвета. Вырез оторочен белыми кружевами, но сейчас они, увы, утратили свежесть. Подол обмахрился, висит грязной тряпкой… Роскошные густые волосы прелестной девушки распущены по плечам, взволнованно вздымается в глубоком декольте белоснежная грудь размера 75D.

Девушка смотрит в окно, подперев кулачком щёку, в её сверкающих зелёных глазах – смесь горечи, отчаянья и ужаса. Доносится дробный стук молотков, слышны возгласы мужчин, сильно пахнет древесной стружкой. На городской площади, куда выходят крошечные оконца тюремной башни, строят эшафот… Это для неё, для прекрасной пленницы…

Я горестно вздохнула. Меня тоже ждёт эшафот.

…На кухне витал аромат ванили и кофе. Интересно, а что на завтрак у Виктора? Есть ли вообще мебель у него на кухне? Вдруг даже и стола нет, ведь шеф недавно переехал? Возможно, квартира совсем пустая, он спит на матрасе, а ест в ближайшей кофейне. Но нет, в семь утра кафе закрыты. Значит, боссу надо ехать в круглосуточный фастфуд или ещё как-то выкручиваться.

Хотя, откуда мне знать, возможно, у Виктора на кухне уже сверкает панелями современная техника, апартаменты под завязку набиты дорогой мебелью, и с интерьером поработал модный дизайнер. Ведь сказали же, что он парень далеко не бедный. Кто знает, возможно, это только слухи. Был бы совсем богатым – не променял бы восточную роскошь «Султана» на практичный «Легион».

Василиса сказала, что он из богатой семьи…

А вот я – из самой обычной семьи, да ещё и выплачиваю чужие долги. И в прихожей так и стоит дверь с выбитым стеклом. Насадить её обратно на петли у нас с бабулей не получилось, тяжёлая, зараза. Обои, приклеенные на скотч, частично отвалились, свисают со стены как еловые ветви в таинственной и сумрачной чаще. Мебель в разгромленной Сониной комнате стоит криво, шкаф сдвинут, трюмо перегораживает вход. И сколько ни мой полы, всё равно моментально откуда-то налетает строительная пыль и белёсые хлопья штукатурки. Всё это смачно похрустывает под ногами. А вместо двери Соня повесила занавеску с подсолнухами… Да, у нас уютненько!

– Эй, малышка, ты куда пропала? Лопай, лопай, тростиночка моя, – сказала бабуля и ловко сгрузила на блюдо новую порцию сырников. – Неужели не вкусно?

– Что ты! Очень! – я торопливо набила рот и прошамкала: – А ты идёшь щегодня на итальяншкий?

– Не иду. Я его уже выучила.

Я поперхнулась сырником.

– Уже? Когда же ты успела?

– Подозреваю, у меня уникальные способности, – призналась Соня. Она продолжала орудовать тефлоновой лопаткой, ловко переворачивая на сковороде сырники. – Наверное, я полиглот, как Меццофанти. Он, говорят, знал двести иностранных языков.

– Тридцать восемь, – поправила я, глядя в смартфон. И процитировала с экрана статью Википедии: «Джузеппе Меццофанти – итальянский кардинал, один из самых выдающихся полиглотов в истории человечества. Считается, что он владел тридцатью восемью языками»