Пушкин и императрица. Тайная любовь - Кира Викторова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Читаем сон Татьяны далее:
И здесь в черновике есть детали образов, не относящихся впрямую к перечисленным выше чудовищам:
Приведенные стихи точно описывают детали фамильного герба Романовых: кроваво-красного полу-петуха, полу-медведя, полу-орла, из клюва которого высунут кровавый язык, с хвостом хохлатым льва, крыльями и острыми когтями на лапах. В правой лапе чудовища – меч, в левой – круглый щит. На нем встрепенулась голубка (эту Голубку воспроизводит Пушкин на памятнике в форме «непреклонной» лиры в рукописи I строфы VII песни «Онегина», повествующей об утрате «незабвенной Девы» Лицея – Елизаветы Алексеевны (см. I гл. настоящей работы: «Хранитель тайных чувств»).
Что касается звукового «фона» «шайки домовых» – лая, хохота, свиста и хлопа, людской молвы и конского топа, – то по словарю Даля «хлоп» означает «хлопанье охотничьей облавы». Отсюда – лай, свист и прочие шумы и крики «охотников» на затравленную добычу: «Мое! Мое!» (То есть на Елизавету Алексеевну, скитающуюся по городам России после смерти Александра I и не смеющую, по велению Николая I, просить приюта в подмосковном Царицыне.)
К приведенным Пушкинским ассоциациям – по сходству и по смежности – относятся и «хоботы кривые», также заимствованные поэтом из русской рукописи XVII века, знаменитой «Повести об Александре Македонском», в миниатюрах которой изображено войско царя Пора, выступающего против Александра. Воины сидят на спинах слонов, чьи хоботы круто повернуты вкривь – в одну сторону. (См.: Древнерусская миниатюра в собрании рукописей Государственного Исторического музея. М., 1973 г.) Данное пушкинское сближение – войск против Александра Македонского, в честь которого, как известно, Александр I получил свое имя, – думается, относится в равной степени как к армии Наполеона, так и к полкам декабристов. (См. изображение Александра I в виде великого полководца после победы над Наполеоном. Мыза «Пелла» Екатерины II у Ивановских порогов на Неве также была задумана как напоминание об Александре Македонском.)
Подтверждением особого внимания Пушкина к «Александрии» служат и поэтические наброски 1833 г. «о рати солдатиков из воску» и флоте в «лохани» – «Царь увидел пред собою…» А. Ахматова отнесла стихи к пересказу «Легенды об арабском звездочете» В. Ирвинга, тогда как наброски являются вольным переложением «волхвований» царя Нектонава из «Александрии» Сербского Хронографа XVI века: «Если на него шла рать, то, поставив медную лохань, наливая ее водою, лепил из воска лодочки и человечков и пускал их на воду. И по колдовству его оживали восковые человечки и тонули лодочки в медной лохани. И когда погружались они, то на море погибали настоящие корабли с воинами, игедигими на него…» (В. М. Истрин. «Александрия» русских хронографов. М., 1893, с. 10–75.) О том же говорит и известный рисунок так называемого «Билльярдиста» в рукописи II главы «Онегина»: на кие графа Воронцова Пушкин помещает «щит-личину» с чертами Александра I («Верх нахмуренный, грозный, низ же выражает всегдашнюю улыбку», – воспроизводит Пушкин характерные особенности его лица в заметке о Торвальдсене), принцип которого взят из масок-щитов витязей миниатюры «Александр Македонский с женой и матерью следит за состязанием своих витязей». (См. выше: Древнерусская миниатюра в собрании Государственного Исторического музея.)
Отсылка к жизнеописаниям Александра Македонского любопытна для нашей темы во многих аспектах, и прежде всего тем, что он был отравлен своим виночерпием на земле скифов, то есть в северном Причерноморье. Подробности последнего путешествия Александра I в Георгиевский монастырь Крымского побережья, откуда он возвратился в Таганрог смертельно больным, сообщает Н. Шильдер… Сходство судеб двух Александров было подмечено и Байроном. В сатире «Бронзовый век» (1823) он пишет:
Байрон, как и Пушкин, пророчески угадал финал царствования Александра I. Примечательно, что тело Александра Великого не было обнаружено в саркофаге во дворце Птолемеев, как и тело Александра I в усыпальнице Романовых в Петропавловской крепости. Вдова Александра Македонского – Роксана – по одной версии покончила с собой, по другой вместе с сыном-младенцем погибла насильственной смертью (Плутарх. Параллельные биографии. Изд. АН СССР).
«История начнется там, где окончился роман», – сказал Меттерних, узнав о смерти Александра I (Metternich. Меmories. Т. 4, с. 259).
Заканчивая тему Сна Татьяны, отметим, что в VI главе (названной в рукописи «Поединок») Пушкин вновь напоминал читателям значение «пучины» – как «черной бездны», в которую падают герои романа. (Цитирую по печатному изданию, так как черновики VI главы, как и V, X и Автобиографических записок, были в сожженной Михайловской тетради – то есть хранили единое историко-политическое содержание.)
тем самым вновь отсылая к событиям 1825–1826 гг. – внезапной смерти Александра I, восстанию и казни декабристов и неожиданной кончине Елизаветы Алексеевны – «порфироносной вдовы» – в Белёве 4 мая 1826 г. В заключение перечтем известные со школьной скамьи стихи, предварявшие гадание и сон героини.
Никто из исследователей не обратил внимания на странное незнание русской «уездной» барышни, почему у нее – русская душа, и отчего (в противовес каким-то иным зимам), она полюбила именно русскую зиму?
Думаю, что «поэт действительности» спрятал в скобках русскую душу своей Татьяны, которая была иностранка по происхождению. К этому выводу приводит и пояснение автора к «Письму Татьяны Онегину»:
«Итак, писала по-французски», – неожиданно заканчивает Пушкин загадку родного языка героини.