Прости меня, если сможешь - Яна Ясная

Ухудшение наступало исподволь. Переломным стал момент, когда я, пытаясь разобраться, что не так со светлым, а заодно попытать на прочность границы дозволенного, принялась понукать Тернера: сделай то, поправь это… Мелкие магические поручения, ничего не стоящие для человека с силой. Задания разного плана, сложности и направленности, нацеленные не столько на мой драгоценный ремонт (да, мой — светлый им так и не проникся, а вот я против ожиданий втянулась), сколько на то, чтобы проанализировать общую картину магических проблем светлого. Он ворчал, бухтел, кривил недовольно физиономию — но покорно делал. Все «неотложные просьбы» он выполнял одинаково успешно — но и одинаково криво. Мало похоже на опытного мага с боевым опытом. Совсем не похоже. К сожалению, ясности моя затея принесла мало — разве что понятно стало, что по всем вопросам, которые носорог не считает для себя принципиальными, из него можно веревки вить. Зато по тем вопросам, которые принципиальными все-же считал…

Он все больше и больше казался мне похожим не на носорога, а на скалу — огромный обломок гранитной породы, обрушившийся в море, и сколько бы не ярился вокруг прибой, сколько бы не налетали на него приливы и отливы, эта скала останется на месте. И эта скала придавила мои надежды стать свободной. Я напоминала себе, что и не рассчитывала «искупить» и «заслужить», что бы там не выдумал и не приговорил светлый суд, я собиралась бежать, лишь только соберу нужную информацию и сориентируюсь в происходящем, так что мне совершенно нет никакой разницы, «носорог» он там, или «скала»… И несмотря на это, иррациональная обида плескалась где-то на самом дне души. До тех самых пор, пока поведение светлого не стало меняться. Он старался держать себя в руках, но раздражение, который светлый давил, прорывалось в мелочах. Во взглядах. В дернувшемся в ответ на колкость уголке рта, в перекатившихся желваках — а раньше он не скрывал раздражения. Раньше мое присутствие, вместе с колкостями и мелким неповиновением его просто не раздражало.

Это… пугало. Я привыкла чувствовать себя в этом доме в безопасности, да. Но, что самое скверное, мой страх был не за себя — а за чертова носорога Мэтта Тернера. С ним происходило что-то скверное. Заметив, что его эмоции прорываются, он стал избегать меня — так больное животное избегает людей. Прячет свою боль. Не стало совместных трапез и вечерних посиделок. Не стало помощи в уборке. Не стало…

Ничего не стало. Этот мерзавец взял, и единым махом лишил меня всего доступного мне общения. И не то, чтобы я так уж остро в нем нуждалась — но с его стороны это было свинством! Из дома выходить, впрочем, он, кажется, и вовсе перестал. Приезжавшая в Уизел-Холл Камилла уезжала мрачной. Припомнив годы обучения в аспирантуре, когда жизнь еще не сошла с ума и не полетела под откос бешеными кульбитами, я сочла, что самый простой способ получить ответ — это задать вопрос, и зажала Тернера в углу, и призвала к ответу:

— Что с тобой происходит, светлый?

— Зачем это тебе?

Он осунулся за эти несколько дней, и голос звучал откровенно нездорово — сиплый, скрипучий. Я внимательно обшаривала его взглядом, пытаясь угадать правильный ответ (то есть, такой, после которого меня не пошлют в пешее путешествие, а ответят):

— Позлорадствовать? Я беспокоюсь? — нужного отклика в карих глазах не появлялось, только задавленная боль, привычно притворяющаяся раздражением, и я пошла ва-банк. — Я боюсь остаться одна, если ты вдруг загнешься?

Тернер, пытавшийся попросту меня обойти, на этих словах остановился.

— Я ведь давал тебе номера Тома — рабочий и домашний. В любой экстренной ситуации ему и звони, если меня рядом не будет. И пошел, куда собирался. Я прикрыла глаза, и выдохнула. — Я просто хочу помочь! — слова вырвались сами собой, а в следующую секунду неведомая сила припечатала меня лопатками к стене. — Это. Тебя. Не касается! Поняла? — выдохнул светлый, аккуратно, но ощутимо и очень доходчиво сжимая мое горло. — Поняла?

Он еще раз слегка стукнул меня спиной о стену — действительно слегка, профилактически, не иначе — и взлетел по лестнице, скрывшись в направлении своей комнаты. Единственное, что я из всей этой ситуации поняла — это то, что методы мирного времени в применении к носорогам не работают. Ночью иду на дело, решила я, задумчиво разминая гортань, неделикатно облапанную светлым. Интересно, мне показалась, или руки у него слегка горячее нормы? И если не показалось, то что означает повышение температуры — воспалительные процессы в организме, или?.. Так, где бы взять что-то, что можно будет, в случае самой крайней нужды, использовать как огнеупорный щит? Огнеупорного щита не нашлось — пришлось идти так.

Было уже около двух ночи, когда я решила, что час пробил, и покинула свое убежище. Я шла по коридору, а ночь кралась за мной на кошачьих лапах. Рой сомнений мельтешил вокруг надоедливой мошкарой. Что я делаю? А то ли я делаю? А надо ли оно мне? А мне ли это делать? А не рискую ли я больше, чем может позволить себе благоразумная девушка в сложном положении? Делаю я, очевидно, глупость. Нет, она мне определенно не нужна. Да, благоразумная девушка рискует получить неприятностей больше, чем приобрести пользы. Но — благоразумная девушка осталась там, на солнечной веранде, за семейным столом, увязла, как муха в янтаре в семейном чаепитии, случившемся четыре лета назад.

Темная ведьма в длинной белой сорочке, хладнокровная и любопытная, шла по ночному коридору с волшебной лампой в руках.

Потемневшая бронза дверной ручки подалась под ладонью, и дверь отворилась медленно, без шума. Я скользнула внутрь и тут же ее прикрыла, во избежание, еще не хватало потревожить носорожий сон сквозняком. С того дня, как я сама лежала на этой постели, здесь ничего особо не изменилось — разве что не тазик с водой и окровавленными полотенцами стоял на тумбочке в изголовье, а выстроились шеренгами пузырьки с микстурами и пилюлями. Одежда светлого — аккуратной стопкой на стуле. Одеяло — сбившимся комом в ногах.

Носорог — разметавшейся по простыням темной фигурой. Очень удачно, как по мне. Пристроив лампу на столе, я поправила ее так, чтобы на мужчину падал рассеянный луч, не попадая, впрочем, на лицо. Итак, что тут у нас? Я окинула тело, лежащее на спине, беглым взглядом.

Тело, кстати, было весьма ничего так — скульптурно вылепленное, с гармонично развитыми мышцами. Прикрытое только бельем в стратегическом месте. Мужское, ладное. Строго шикнув на расшалившиеся не ко времени мысли, я вернулась к осмотру. Мужчина, тридцать два года, маг, предпочитаемая отрасль магии — стихийно-огненная. В прошлом — боевой маг. В прошлом — маг-архитектор. Это, как и возраст светлого я почерпнула из газет. Не только же о бывших соратниках мне в библиотеке было собирать…

Рост… я окинула расслабленно вытянувшееся тело взглядом: учитывая, что мой рост метр семьдесят, а светлый выше на ладонь примерно… Полагаю. около ста восьмидесяти пяти сантиметров. Вес — ну, пусть будет около восьмидесяти килограммов, это не имеет принципиального значения, достаточно того, что визуальный осмотр не выявил ни истощения, ни ожирения — которые могли бы оказаться как симптомами проблем Тернера, так и причинами этих проблем. Кожа — там, где доступна для осмотра, а то есть почти везде, чистая, без язв, нарывов и гематом. Слегка опухшие суставы пальцев рук я заметила уже давно, и теперь убедилась. что и ноги сия участь не миновала.