Островский в Берендеевке - Виктор Бочков

Надо думать, что свидания молодой Клыковой с Марьиным не обошлись ей даром, а стали причиной тяжелых семейных скандалов, устраиваемых ревнующим мужем и особенно ханжой-свекровью. Клыковы об этом молчат, но проговариваются, что Александра обдумывала самоубийство и более была недовольна свекровью, а мужа «жалела». Старая Клыкова рассказала со слов сына, что когда он лег в постель вместе с покойною женою после ужина 9 ноября, последняя все жалась в постели к мужу, целовала его несколько раз и все говорила «жаль мне тебя». Сын уточнил, что в тот день он лег спать раньше жены, а жена так вела себя с ним в предшествующие дни.

Таким образом, сюжет «Грозы» в основных чертах совпал с жизненной драмой в семействе Клыковых. И там и здесь молодая женщина, попав в «темное царство», не хочет мириться с его удушающим гнетом и попранием своего человеческого достоинства и уходит из жизни. Обстановка в доме Кабанихи повторяется в материалах следствия о быте семейства Клыковых. Действие и там, и здесь происходит в городе, расположенном на берегу Волги, и т. п.

Удивительным является почти полное совпадение действующих лиц в жизненной и литературной драмах, с их характерами, возрастом, родственными отношениями. В самом деле:

Ирина Егоровна Клыкова – Марфа Игнатьевна Кабанова

Алексей Иванович Клыков, ее сын – Тихон Иванович, ее сын

Александра, его жена – Катерина, его жена

Ирина, сестра Алексея – Варвара, сестра Тихона

Петр Алексеевич, молодой человек, почтовый чиновник – Борис Григорьевич, молодой человек, порядочно образованный

Сама фамилия «Кабановы» легко транскрипируется в «Клыковы», ибо у кого и клыки, как не у кабана? Так в свое время и заключили костромичи. Добавим, что они без труда установили, кто изображен в драме под именем Кулигина, и не ошиблись, что в Костроме нашелся свой богач-самодур, подобный Савелу Прокофьевичу Дикому – текстильный фабрикант Иван Савелович Михин, а выбор кудряшей и феклуш в городе всегда был предостаточным. Не надо забывать, что для костромичей Островский был земляк, всего пару месяцев назад выехавший из города и постоянно интересующийся местной жизнью. Поэтому они резонно решили, что в «Грозе», поставленной в Москве ровно через неделю после самоубийства Александры, описаны события в семье Клыковых.

В 1860 году «Гроза» была впервые поставлена на сцене костромского театра. Общественное мнение настолько уверовало в костромскую основу драмы, что артисты загримировались под членов семьи Клыковых и восстановили на сцене интерьер их жилья. Алексей Клыков, проживший до конца XIX века, по смерть именовался в городе «Тихоном».

Между тем трагедия в семье Клыковых случилась 10 ноября 1859 года. Островский же вынашивает замысел «Грозы» с 1856 года, приступил к работе над драмой в июне и закончил ее 9 октября 1859 года. На невозможность использования в «Грозе» «клыковской истории» указывает впервые А. В. Чичерин (впрочем, хронологические несообразности заметил и Н. И. Коробицын, приводя, однако, малоубедительные объяснения). Все объясняется иначе – Островский, гениальный драматург и тонкий знаток русской жизни, сумел отобрать для пьесы сюжет воистину типический. «В «Грозе», – подчеркивал И. А. Гончаров, – улеглась широкая картина национального быта и нравов с беспримерной художественной полнотой и зрелостью. Всякое лицо в драме есть типический характер, выхваченный прямо из среды народной жизни, облитый ярким колоритом поэзии и художественной отделки».

Не будь «Грозы», исследователи не обратили бы внимания на частное дело о смерти Александры Клыковой, во всяком случае, не квалифицировали бы его как типическое, отобразившее, как в капле воды, российскую действительность. Островский написал драму, пользуясь наблюдениями, почерпнутыми на родине предков, в Костроме. Однако он рассматривал Кострому как часть России. И конечно, прав исследователь творчества Островского А. В. Чичерин, констатировавший, что «обстоятельства и образы «Грозы» почерпнуты из глуши повседневной жизни, доведены одновременно и до крайней конкретности и до высшей степени философского обобщения. Поэтому вполне понятно, что в каждом волжском городе оказался не только свой бульвар над Волгой или овраг и сад, к нему выходящие, но своя Катерина, с ее томящейся и мятежной душой и с ее трагической участью, своя Кабаниха, с черствым и мертвым ее деспотизмом, свой Борис, с его подбитыми крыльями, и свой Кулигин, последователь «ученой дружины», поклонник Ломоносова, человек с умом бесстрашным и устремленным вперед».

Биографические сведения о Кулигине в драме «Гроза» отличаются подчеркнутой лаконичностью – автор не дает даже его имени. Зато фамилия говорит о многом, ассоциируясь со знаменитым нижегородским механиком И. П. Кулибиным. Действительно, Кулигин – «мещанин, часовщик-самоучка», рекомендовавшийся как «механик-самоучка». Ему за пятьдесят. Он таки успел «поначитаться», восхищается величием и красотами природы, увлекается астрономией – «звезды-то уж пригляделись». Кулигин вольнодумец, понимающий фальшивость и гнилость существующих социальных и моральных устоев, однако не восстает против них, а ограничивается обличительными монологами и предпочитает благоразумно отступать. Еще в пьесе оговаривается, что Кулигин «отыскивает перпетуум-мобиле», то бишь «вечный двигатель», но это добавление, придающее образу механика несвойственную ему в целом комичность, кажется, понадобилось драматургу лишь для того, чтобы провести через цензуру кулигинские монологи да рельефнее обозначить иллюзорность его мечтаний раздобыть «миллион» на общественные нужды.

Что типы, подобные Кулигину, были в тогдашней русской провинции, известно и из истории, и из литературы. Это и нижегородец Кулибин, и костромич Зарубин, и нижнетагилец Черепанов, и т. д. Павел Свиньин и его сотрудники обнаружили и описали на страницах «Отечественных записок» добрую дюжину таких изобретателей и умельцев из «простого звания». Перечень их открыл Александр Красильников.

«Отечественные записки», как периодическое издание, стали выходить с мая 1820 года. В первом же их номере была опубликована статья издателя под пространным названием «Красильников, провинциальный оптик, механик и архитектор». Начало ее выглядит интригующе:

«У нас в губернских городах хорошая, правильная архитектура еще довольно редка, а потому и замечательна для всякого любителя изящного. Любуясь в Костроме красотой колоколен у Спаса, что в гостином дворе, у церквей Козьмы и Демьяна и Благовещенской, также фасадами некоторых домов приятной наружности, отличавшихся вкусом и особенно простотою, особливо в размещении колонн, кои служат часто камнем преткновения для самых опытных архитекторов, я узнаю, что здания сии выстроены по планам костромского купца Красильникова. Это имя часто повторяемо мне было и в губернии по селам, где встречал я церкви замечательной архитектуры. Находя потом в училищах и у многих помещиков электрические машины с любопытными приборами, электрические лампы с электрофонами, микроскопы, камеробскуры, гидрометры, компасы, солнечные часы, пантографы, астролябии, я слышал что все сии вещи трудов – Красильникова…».