Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры - Константин Писаренко

10 октября 1906 года на заседании Совета министров обсуждались положения закона о будущем общины, через месяц подписанные царем. Коковцова судьба мужицких сообществ не сильно волновала. В принципе он одобрял намерения Столыпина по их раздроблению. Но не запланированные на преобразования траты через Крестьянский банк. Потому министр и попытался сорвать утверждение программы под предлогом важности рассмотрения проекта второй Государственной Думой, избрание которой предстояло зимой. Однако семь коллег Столыпина проголосовали вместе с премьером «за», и Коковцову пришлось смириться с неизбежным ассигнованием на Крестьянский банк крупных сумм денег.

В самом банке, как и в Дворянском земельном, управляющий отсутствовал с июля, с отставки креатуры Витте А.И. Путилова. Естественно, министр финансов думал откомандировать туда своего человека. Увы, Столыпин оппонента опередил. 6 октября на приеме у Николая II Петр Аркадьевич напомнил государю о Кривошеине, и тот, конечно, согласился перевести «приятеля» Трепова из товарищей Васильчикова в товарищи Коковцова, «директором» Крестьянского и Дворянского банков.

Очевидно, что кадровую рокировку вызвал дефицит единомышленников. Помимо Гурко и Крыжановского, второго товарища шефа МВД, иных соратников внутри министерства, готовых искренне взяться за переустройство деревни, Столыпин не имел. Оттого, зная о позиции Кривошеина по аграрному вопросу, премьер и поспешил привлечь его в лагерь реформаторов, доверив финансовый сектор «земельного раскрепощения крестьянства». Организационная сторона процесса поручалась Гурко, которого глава правительства видел своим преемником на посту министра и собирался в декабре добиться от императора соответствующего назначения. Прочие сферы деятельности МВД отдавались под опеку Крыжановского.

Слухи о намеченных Столыпиным персональных перестановках просочились в прессу сразу после перевода Кривошеина в Минфин. Примечательно, что 6 октября у Николая II побывал и Коковцов. Правда, ближе к вечеру. Столыпин посетил Петергоф около полудня. Не жаловаться ли на Петра Аркадьевича приезжал к царю Владимир Николаевич? Ведь Крестьянский банк формально подчинялся ему…

По Гурко кадетская «Речь» выстрелила 3 ноября не случайно. В тот день Особое совещание по снабжению продовольствием голодающих губерний заслушало доклады Земского отдела МВД о ситуации на местах, в том числе и рапорт коллежского советника Владислава Викентьевича Ковалевского, вернувшегося из инспекционной поездки по неурожайным провинциям, где он лично проверял эффективность перевозок зерна. По словам ревизора, возникшие «затруднения» на железных дорогах остались в прошлом, и теперь реально загружать и отправлять в регионы по триста шестьдесят вагонов в день.

На этом фоне сообщение А.А. Стаховича в оппозиционных газетах о подряде на поставку в течение трех месяцев из Курска в Казань, Пензу, Самару, Саратов, Симбирск и Тулу десяти миллионов пудов ржи, который В.И. Гурко, как куратор борьбы с разразившимся голодом, 20 сентября оформил «ватерклозетному» коммерсанту Э.Л. Лидвалю, неминуемо спровоцировало скандал. Прежде всего потому, что за полтора месяца действия контракта Лидваль практически ничего не сделал для исполнения принятого на себя «обязательства».

Несомненно, кадетская печать умышленно обратила внимание участников совещания на «любимчика» Столыпина. Отклики специалистов легли в основу целой кампании по дискредитации без пяти минут министра. За полторы недели пресса начисто погубила его репутацию. Петру Аркадьевичу пришлось навести справки и убедиться в правоте кадетского рупора; к 6 ноября Лидваль организовал отпуск в шесть городов всего пятисот вагонов зерна, несмотря на хороший аванс в размере восьмисот тысяч рублей, без промедления выплаченный Земским отделом, и перевод в сентябре и ноябре двумя траншами на банковский счет иноземца еще полутора миллионов рублей «для оплаты дубликатов накладных на погруженную рожь».

Уже к 8 ноября Столыпин отстранил Гурко от решения продовольственной проблемы (ею занялся глава управления местным хозяйством С.Н. Гербель), а 16 ноября, осознав призрачность выдвижения «фаворита» главой МВД, попросил А.А. Мосолова вычеркнуть Владимира Иосифовича из наградных списков, которые канцелярия императорского Двора составляла к 6 декабря 1906 года (на праздник тезоименитства государя). Ну а сам премьер на другой день предложил Николаю II учредить особую комиссию из пяти членов для выяснения подоплеки «Лидвалиады», как окрестили громкое дело журналисты.

Кто и зачем так вовремя нанес сокрушительный удар по фактическому автору аграрной реформы? То, как дозированно, малыми порциями, «Речь» в трех номерах (3, 7 и 11 ноября) раскрывала читателям степень собственной осведомленности о «махинациях» и влиятельных патронах шведского предпринимателя, наводит на мысль о заказном характере акции. Гурко не просто разоблачали, им явно манипулировали. Каждая из лаконичных «сенсаций» приглашала «жертву» отреагировать, и, судя по всему, та вела себя вполне ожидаемо для заказчика. Он заранее просчитал и попытку поспешного публичного оправдания с умолчанием неудобных фактов, и внутриведомственный поиск «предателя», и мобилизацию на защиту чиновничьей чести лучших публицистов праворадикальных и консервативных взглядов.

Товарища министра шаг за шагом подталкивали совершить одну ошибку за другой, и тот их совершил, после чего Столыпин не мог с ним не проститься. Но главное, наступление на общину, начавшееся 9 ноября, осиротело прямо на старте. Душа «заговора» утратил авторитет, а значит, и способность вести к намеченной цели миллионы колеблющихся и сомневающихся крестьян. Вывод напрашивается нетривиальный: Гурко били за политику, а не криминал. Избавлялись не от взяточника, а от инициатора аграрной реформы, того, кто ее должен проводить. В принципе, «Лидвалиаду» затеяли единственно, чтобы Столыпин лишился главного помощника… А кто, полагаю, догадаться нетрудно. В.Н. Коковцов, с завидным рвением сопротивлявшийся «разбазариванию» немалых средств из госбюджета на перевоспитание мужиков. В конце концов, и разгоревшийся скандал касался не чего-нибудь, а денег, к тому же казенных…

Пусть Гурко официально покинул должность товарища министра в декабре 1907 года, после оглашения сенатского вердикта, претворять в жизнь «давнюю мою мечту» Столыпин ему по понятной причине не позволил. Доклад комиссии пяти во главе с вице-председателем Госсовета И.Я. Голубевым от 22 декабря 1906 года не оставил даже малой надежды на это. Ведь ее главный вывод прозвучал убийственно для Гурко: товарищ министра проявил профессиональную некомпетентность. Во-первых, он не потрудился навести точные справки о Лидвале. Во-вторых, не позаботился о запасных, альтернативных вариантах снабжения хлебом голодающих районов. Более того, 21 сентября запретил губернаторам в качестве подстраховки закупать крупные партии ржи самостоятельно, в обход Лидваля. В-третьих, чиновник никак не проконтролировал надлежащее и своевременное исполнение избранной им фирмой поручения первостепенной важности. Как же такой человек будет реализовывать грандиозную по масштабам аграрную реформу?

2 января 1907 года с мнением уважаемой пятерки согласился Николай II, и в итоге Столыпин неохотно 12 января отстранил Гурко от руководства Земским отделом, передав структуру под крыло Крыжановского, которой тот управлял менее недели. Премьер в срочном порядке отыскал дискредитированному «любимцу» замену, пригласив в МВД из Минюста Александра Ивановича Лыкошина, участвовавшего в обсуждении крестьянского законопроекта, утвержденного государем 9 ноября 1906 года. Сановник возглавил отдел в качестве и.о. товарища министра.