Двадцать три раны Цезаря - Тиана Веснина

— Сергей прав! Надо бежать, — отозвался кто-то. — Тем более, что они сами устали и ослабили наблюдение за нами. Надо дождаться, когда они уснут и бежать. Мы же сможем добраться до лодок. Течение быстрое, пока они проснутся, мы будем уже далеко. А как известно, все реки впадают в океан.

— Хорошо! Но как в кромешной темноте мы выберемся к реке?

— Но тут же совсем недалеко. Всего метров пятьсот…

Уманцев с трудом пришел в себя.

«Черт возьми, да ведь это же наши, с «Катоки»! Значит, и я могу бежать с ними?! Да, но мне-то это зачем? Меня Алексей обещал довести почти до самого побережья. К чему мне рисковать? Пусть бегут без меня! — решил Роман и собрался уже уйти, чтобы не столкнуться с товарищами и избежать расспросов. Но его остановил очень знакомый голос. — Да это Торопков! — едва не воскликнул от изумления Уманцев. — Лучше бы его сожгли вместо кого-то другого».

— Вот, говорил я Бедову. Сообщал в Москву, чтобы отозвали этого подонка Варичева и дружка его Уманцева. Как только они уехали с алмазами, так тотчас на нас напали УНИТовцы. Это они навели. Рассказали, сколько охранников в городке, сколько на трубке. Сволочи!

— Не болтай, лучше выпутывайся побыстрее. И потом, может, их тоже убили.

— Да, конечно, держи карман шире! Сколько раз отвозили алмазы на аэродром и все было в порядке. А как только эти поехали!.. Ну ничего, я в Москве все расскажу. Все! Выведут их на чистую воду.

Кто-то не удержался от смеха:

— Руки коротки. Где ты их сыщешь?

— Ничего, сыщут. Вон, Троцкого, где отыскали! И эти гады ответят перед советским законом. А если не они, то их дети.

— Черт, ничего не получается. Сегодня этот гад Вольдемар связал нас каким-то чересчур мудреным способом, — пыхтя, пробормотал кто-то.

Уманцев ошалел от услышанного. И даже не сразу смог собраться с мыслями.

«Если они не сбегут сегодня ночью, завтра утром они увидят меня и изобличат как предателя. Тогда Вольдемар сразу сообразит, что никакой я не литовец, и я окажусь меж двух огней. Что же делать?» — по спине Уманцева потекли ручьи пота. Надо было немедленно принять единственно правильное решение.

Он принялся кусать ногти, губы, тереть виски. Отчаяние накатило на него волной и, казалось, уже погребло его в своих темных водах. Но острым лучом мелькнула рискованная мысль. Пригнувшись, Уманцев подобрался к накрытой брезентом поклаже наемников. Свет от фонарей, горящих в доме, немного освещал двор. Найти туго скрученную веревку было делом нескольких минут. Отрезав от нее приблизительно метр, он затем еще перерезал его пополам и крепко обвязал свои запястья, мысленно твердя:

«Только бы никто не вышел! Господи, только бы никто не вышел!..»

Посматривая на дом, Роман тихонько вернулся к сараю. Дождался первой произнесенной вслух фразы и воскликнул:

— Кто здесь?!

Ответа не последовало. Видно, что сидевшие в сарае были несказанно удивлены и напуганы. Наконец кто-то отважился и сам спросил в ответ:

— А ты кто?

— Я советский человек. Меня взяли в плен, — Роман вынул из кармана прихваченную из поклажи наемников зажигалку и осветил сарай.

— Да это же Уманцев! — тихо вскрикнул Торопков и, заметив на его запястьях болтающиеся концы веревок, ничего более не добавил.

— Товарищи! — в свою очередь сдавленным от переполнявших его чувств голосом, вскричал Роман. — Товарищи!

— Ты как здесь оказался? — придя в себя, приступил к нему Торопков.

— Да подожди, ты! — кто-то попытался его осадить. — Не время!

— Меня взяли в плен. И вас, как вижу, тоже. Но как такое могло случиться? Вы, наверное, отправились искать нас с Андреем?

— Отправились, — не дав никому открыть рта, ответил Торопков. — А где Андрей?

Уманцев опустил голову и проговорил:

— Андрей убит. Разве вы не наткнулись на нашу машину и трупы охранников?

— Нет, мы попали в плен раньше, — с недоверием глядя на Уманцева, заметил Торопков.

— Да ну тебя, — один из пятерых пленников толкнул Торопкова в плечо.

— Что мы тратим время на болтовню! У тебя есть нож? — спросил он Романа.

— Да!

— Так перережь скорее нам веревки и айда к реке.

Уманцев вынул из кармана складной нож, перерезал у него веревки на руках и ногах.

— Стой! — взял он на себя командование. — Глянь-ка, все ли там спокойно?

— Вообще-то, они уже легли спать, но я посмотрю, — кивнул Роман.

— Давай! — ответил тот, а сам принялся перерезать путы товарищам.

Уманцев вышел во двор, соображая, как бы не выдавая себя, дать знать наемникам, что готовится побег. И вдруг в дверном проеме показалась чья-то фигура. Роман спрятался за поклажей и, схватив первое, что попалось в руки, бросил в сторону сарая. Фигура встрепенулась, что-то крикнула своим и поспешила во двор.

Пленники, услышав шум, поддались инстинкту самосохранения и бросились бежать. По ним раздалась автоматная очередь.

Роман освободил свои запястья от веревок, взобрался на поклажу и, сделав вид, что проснулся, оглядывался по сторонам.

«Только бы они оказались хорошими стрелками!» — подумал он, как услышал:

— Allright![4]— и стрельба прекратилась.

Потом он разобрал слово «Five»[5]и успокоился.

Все наемники выскочили во двор. К Уманцеву подошел встревоженный Алексей.

— Что случилось?

— Понятия не имею. Я спал и проснулся от стрельбы.

— Пойду узнаю, — сказал Алексей и окликнул Вольдемара.

— А! Да ничего особенного. Эти пятеро советских идиотов надумали бежать. И зря. Мы собирались обменять их на наших.

— Где вы их взяли?

— На «Катоке», — зевнул в ответ Вольдемар. — Да, а твой литовец здесь?

— А где ж ему быть? — усмехнувшись излишней подозрительности Вольдемара, ответил Вязигин.

Проходя мимо Романа, он задержался на минуту:

— Это были твои, с «Катоки». Пятеро.

Роману удалось издать вздох отчаяния.

Наемники быстро угомонились, и Роман, подложив под голову что-то мягкое, мгновенно уснул.

Утром вновь полил дождь. Уманцев спрыгнул со своего импровизированного ложа и увидел пять трупов, лежащих на земле.

Вязигин, застегивая на ходу пояс, посоветовал:

— Не смотрите. Можете выдать себя.

Лицо Романа побледнело. «Значит, это был не сон», — промелькнула мысль. И он, заметив, что Алексей вернулся в дом, осторожно, вроде бы ненароком, стал приближаться к трупам. Наемники, зевая, собирались в путь. На Романа никто не обращал внимания.