Двадцать три раны Цезаря - Тиана Веснина

— Хорошо.

— И мой вам совет, впрочем, может, вы не нуждаетесь в нем. Алмаз придется глотать.

— Глотать? — привстал с кровати Роман.

— А как иначе вы намереваетесь провезти его?

— Так ведь… — Роман едва не проговорился, что он вовсе не собирается возвращать в Союз, но вместо этого вовремя чихнул и сказал: — Так ведь он мне весь желудок раздерет?.. И как же потом?

— Вам надо будет положить его в целлофановый пакет и проглотить в самый последний момент. А потом, — не удержался от усмешки Алексей, — принять хорошую дозу слабительного. Иначе вам никак не провезти камень.

— Н-да, — пробормотал Уманцев, — за всей этой чехардой я даже об этом не думал.

— Если же спросят, откуда у вас печатка, скажете, что купили ее на рынке в Луанде. Печатка серебряная, большой ценности не представляет. К тому же не старинная, всего лишь копия. По традиции наследнику по мужской линии рода Вязигиных всегда давали имя, начинающееся на «А». Вот видите, на печатке вензель «АВ». Я вас, наверно, утомил. Отдыхайте, — сказал Алексей и вышел из дому.

Роман потянулся и собрался было поспать, как вдруг вспыхнувшая, словно лучина, мысль обожгла его.

«Это что же получается? Он меня фактически уже втянул в свою тайную организацию, сообщив фамилии и адреса. А я-то идиот решил, что он — воплощенное благородство. Знает, что у меня алмаз и помогает выбраться из джунглей. Ясное дело, только полный придурок может выпустить такой камень из своих рук. Ведь на него можно сто тайных обществ организовать. Но ему в настоящее время больше, чем алмаз, нужен связной. К тому же, камень уже никуда не денется. Сначала я выполню его просьбу, а после этого мне позвонят, с вежливой настойчивостью предложат встретиться и сообщат, что я уже фактически член их антисоветской организации и что для ее нужд мне необходимо добровольно отдать алмаз. И я отдам. Отдам, как миленький. Ведь в противном случае меня просто убьют. Да, но ведь я решил не возвращаться в Союз, — вспомнил Роман. Но эта мысль не внесла оптимизма в его настроение. — А кто мне даст гарантию, что за мной не будет установлена слежка? Едва я доберусь до Португалии, как ко мне подойдет какой-нибудь белоэмигрантский потомок и, взяв под локоть, усадит в машину. А тут и Алексей пожалует. И я вместо свободы окажусь в лапах организации недобитых идиотов. Э, нет! Не для того я столько вынес. И неизвестно, сколько еще предстоит. Здесь, как говорится, «или-или», или я богач или бедняк на побегушках у организации. Ведь оставшись без гроша, я буду вынужден работать на белых недобитков. В Союзе же меня ждет почти то же самое: либо смерть, либо сотрудничество. Но главное, что в любом случае алмаз у меня отберут. Значит, надо исчезнуть? — задал сам себе вопрос Роман. — Другого выхода у меня нет. Риск, конечно, опять остаться одному в джунглях. Ах, если бы каким-то образом мне удалось выведать дорогу, я бы тотчас сбежал от моего «благородного» спутника».

С такими невеселыми мыслями Роман крутился на кровати, когда в дом заходил Алексей, притворялся спящим. Однако усталость и лихорадка взяли свое, он заснул. Разбудил же его странный шум. Ему показалось, что он слышит множество голосов…

Уманцев приподнялся и взглянул в окно. Во дворе перед домом он увидел свет от фонарей и факелов. Сердце Романа сжалось от страха.

«Кто это? Враги?! Да, несомненно. Иначе они бы уже вошли в дом. Значит, Алексей их знает…»

Дверь отворилась. Роман едва успел притвориться спящим. Ему казалось, что так он отведет от себя хоть ненадолго неминуемую беду. Но его толкнули в плечо.

— Роман, — услышал он торопливый шепот Алексея, — не забудь, ты литовец, бежавший из СССР.

Сказав это, Вязигин подошел к столу и зажег фонарь.

— Проходите! — обратился он к кому-то на русском, а потом на английском.

В дом ввалилось человек десять. Усталые, грязные, мокрые. Роман зажмурился от яркого света фонарей, которые были в руках у нескольких наемников.

Один из них бухнулся прямо на кровать, где лежал Уманцев.

— Что? Значит, бежал из Союза? — спросил он по-русски с едва уловимым акцентом.

Роман сглотнул ком, подступивший к горлу, и от страха тоже с акцентом протянул:

— Да-а!..

— Где жил-то? — не унимался любопытный наемник.

— В Вильнюсе.

Тут на помощь пришел Алексей:

— Оставь его. У него только что прошел приступ лихорадки. Дай отдохнуть.

Наемники вносили в дом свои вещи. На столе появились банки с консервами, бутылки с виски и еще какие-то продукты. Романа подняли с кровати, придвинули к ней стол и расселись, кто на стульях, кто, подложив под себя рюкзаки. Говорили по-английски. Роман молча ел предложенную ему пищу. Лишь изредка ему задавал короткие вопросы наемник, который знал русский.

От шума, хохота, чужого языка и чужих лиц у Романа закружилась голова. Он поймал взглядом Алексея и обратился к нему:

— Я выйду. Голова что-то.

— Выйди! Кстати, дождь прекратился. Лови момент.

Роман поднялся и случайно перехватил вопрошающий взгляд наемника, которого Алексей называл Вольдемаром.

— Не волнуйся! — бросил ему Вязигин.

Тот в ответ дернул плечом, мол, мне-то что.

Роман вышел во двор, истоптанный множеством ног.

«Интересно, — подумал он, — каким образом наемники добрались сюда? Наверное, на лодках…»

Уманцев подошел к сараю и прислонился к стене. Ему опять захотелось спать. Но теперь придется ждать, пока утихомирятся непрошенные гости. «Лучше, конечно, было бы с ними вообще не встречаться. Хорошо, что Алексей успел шепнуть мне, как следует отвечать на вопросы. Иначе спросонья я попал бы впросак».

— А я вам говорю, до побережья осталось не более двух с половиной дней пути.

— Ну и что? Мы можем заблудиться в этих дебрях…

Роман оцепенел. Ему показалось, что он сходит с ума.

«А что? Последствия от тропической лихорадки могут быть самыми непредсказуемыми. Вот мне стали слышаться какие-то голоса».

— Не собьемся! — тем временем продолжался диалог между неизвестными.

— А если?

— Нет, послушайте, — вмешался еще один голос. — Зачем они брали нас в плен? Только для обмена. Ведь могли бы, — голос задрожал, — как и тех… сжечь.

Воцарилось тягостное молчание.

— От этих зверей дождешься, чтобы они обменяли нас на своих, — вновь стал возражать начавший разговор. — Поймите, сейчас самое время. И потом, вдруг они наткнутся на части правительственных войск? Нас тут же перестреляют. Этот Вольдемар — самый настоящий садист. Лично я уверен, что он тащит нас за собой только для того, чтобы устроить торжественное сожжение на потребу белоэмигрантских недобитков.