Леди из Фроингема - Шарлотта Брандиш

Подали холодный ужин, и, хотя блюда не могли претендовать на вершину кулинарного мастерства, по сравнению со стряпнёй миссис Вайсли это были изысканнейшие яства. Оливия, разрезая холодный ростбиф, присланный из трактира, искренне рассмеялась над словами Джорджа о том, что этим вечером их плоть не будет умерщвлена печёным ревенём, и грешники навлекут на себя причитающееся им.

Атмосфера в столовой ничем не напоминала прежние трапезы – разговор вёлся крайне оживлённо, и то и дело за разными концами стола вспыхивал смех, словно присутствие викария заставляло всех играть навязанные им роли. Сам преподобный, казалось, получает огромнейшее удовольствие от визита в Мэдлингтон, возросшее тем более, когда леди Элспет обратилась к нему с вопросом:

– А что вы скажете, викарий, о состоянии, в котором пребывает приходская школа? Недавно я проезжала мимо неё, и, надо сказать, выглядит здание плачевно.

Вся весёлость мгновенно слетела с мистера Рутлинга. Смиренно склонив голову, он молитвенно сложил пухлые ладони и возвёл очи горе.

– О, как вы внимательны, дорогая леди Элспет! И дня не проходит, уверяю вас, чтобы я не думал о том, как, какими силами суметь справиться с ветхостью и разрухой! Но в нашем земном мире, к великому сожалению, недостаточно чистых помыслов, чтобы…

– И сиротский приют совсем обветшал, – продолжила леди Элспет, пренебрегая этикетом и накалывая зелёный горошек на вилку. – Крыша выглядит прохудившейся, ставни многих окон рассохлись. В приюте наверняка гуляют сквозняки. Мне думается, что несчастные дети, оставшиеся без родительского попечения, не заслуживают такой жизни.

Викарий со скорбным сожалением покачал головой и повторил как эхо:

– Не заслуживают такой жизни…

– Я просто не могу выкинуть это из головы, преподобный. Когда представишь несчастных малышей, вынужденных страдать от холода, то просто сердце кровью обливается, – леди Элспет резким движением отложила приборы и притронулась ладонью к виску, как если бы перед её внутренним взором стояли шеренги маленьких окоченевших сирот с синими от холода губами.

– Сердце кровью обливается… – вторил ей преподобный.

– У нас во Фроингеме такие суровые зимы! И о бедных детях совсем некому позаботиться, – в голосе леди Элспет слышалось неподдельное страдание. – Господь милостив в своём гневе, ведь он ниспослал этим детям испытание, но им требуется не только тёплый дом, но и хорошее питание, и добротная одежда. И на всё это нужны, как мне думается, немалые средства.

Мистер Рутлинг испустил долгий вздох, в глазах его засветилась надежда.

– Покойный лорд Артур Понглтон, мне помнится, был чрезвычайно озабочен состоянием детского приюта, – без зазрения совести солгала леди Элспет, принимаясь за чёрный пудинг. – Он частенько повторял мне: «Элспет, дорогая, мы не вправе думать только о себе. Наш долг заботиться о тех несчастных, кому повезло намного меньше, чем нам». И я полностью с ним согласна, преподобный. Однако приют никогда не заменит ребёнку любящую семью, – вздохнула она с грустью. – Вспомнить хотя бы ту девчушку, которую лет двадцать назад обнаружили на церковном крыльце. Ребёнок был ростом не выше собаки и не говорил ни словечка, но потом, когда я нашла ей приёмных родителей, девочка расцвела, – леди Элспет изобразила руками нечто, символизирующее собой пышное цветение. – Да, детям необходима любовь, преподобный, – она вновь вздохнула. – Но им также требуется и питательная еда, и тёплая одежда, и чистая удобная постель.

Викарий с таким чувством прижал ладонь к груди и закатил глаза, что стал похож на ярмарочного комика. Джордж к этому моменту уже с трудом подавлял желание вмешаться, и сдерживал его лишь хмурый и спокойный взгляд Виктории. Остальные тоже наблюдали за сценой со всевозрастающим интересом, однако леди Элспет, вдруг оставив викария в покое и игнорируя его алчущий продолжения беседы взгляд, отвлеклась и начала разговор с Бернадеттой, расспрашивая её о мальчиках и делясь с ней воспоминаниями о детстве своих сыновей.

Ужин уже подходил к концу, когда леди Элспет громко обратилась к Оливии деловым тоном:

– Мисс Адамсон, не забудьте напомнить мне сразу после праздника о том, чтобы я пригласила в Мэдлингтон своего поверенного. Мне необходимо срочно обсудить с ним кое-что крайне важное.

Заявление это возымело странный эффект – все, кто находился в столовой, на мгновение замерли, словно ударил колокол, и они прислушивались к тому, как угасают в воздухе гулкие вибрации.

После ужина мужчины отправились в библиотеку, а дамы в малую гостиную. К ужасу Оливии, которой в пансионе Святой Урсулы так и не смогли привить любовь к рукоделию, в Мэдлингтоне уже много лет существовала традиция, согласно которой все женщины семейства Понглтон, в том числе и слуги, шили изящные вещицы для благотворительного аукциона. К делу привлекли даже Анну, которая с хмурым видом сидела на краешке стула и неловко держала пяльцы.

Горничная демонстративно шмыгала носом и протыкала ткань длинной иглой так, будто всаживала шпагу в противника. Этим вечером в трактире устраивали танцы, и Анна знала, что веснушчатый сын мельника, увидев, что она не смогла прийти, быстро утешится и пригласит на танец роз и шипов белобрысую Айви, а та, дурёха, и рада будет, что отбила чужого кавалера.

Виктория Понглтон и в этой ситуации не оставила начальственных манер. Она быстро распределила работу: Бернадетту усадила за раскрой ткани, леди Элспет позволила заняться игольницами и саше (что было самым несложным, по мнению Оливии), а остальным пришлось корпеть над полотняными салфетками. Виктория тоже от работы не отлынивала – она оказалась на удивление искусной рукодельницей. Стежок за стежком под её иглой на тонком полотне расцветали нежно-сиреневые ирисы, голубые колокольчики, жёлтые настурции и зелёные веточки остролиста. За работой она успевала следить за тем, что делают остальные, и Оливия, которая пока могла похвастаться лишь одиноким пожухлым маком, украсившим уголок салфетки, вскоре от души её невзлюбила.

Бернадетта, попав в свою стихию, стала держать себя увереннее и даже осмелилась дать пару советов леди Элспет. Позолоченные ножницы быстро двигались в проворных руках француженки, когда она раскраивала податливый крошащийся бархат для изящных саше или нежную кисею для отделки.

Присцилла же, с самого начала отгородившаяся от Виктории каминным экраном и сидевшая чуть поодаль от всех, со значением пояснила, выкладывая на столик для рукоделия рулон грубого холста и моток тесьмы: «Бедные люди предпочитают практичные вещи». К концу вечера перед ней выросла горка вполне симпатичных мешочков для круп, украшенных скромным голландским шитьём.

Письмо от Филиппа Оливия прочла только когда легла в постель, обессиленная после долгого дня, с гудящими ногами и пальцами, исколотыми, будто игольные подушечки.

Брат был, как и всегда, немногословен.

«Буду во Фроингеме завтра утром. Остановлюсь в “Розе и короне”. Есть хорошие новости от оценщика. Нипочём не угадаешь, кого я встретил на днях. Подсказка: это тот, чьё имя ты не запомнила.