Над горой играет свет - Кэтрин Мадженди

Папа наконец обернулся и посмотрел на нас. У него округлились глаза.

— Что тут, черт возьми, произошло?

— Вот и я о том же спрашиваю. — Бойд сунул руки в карманы. — Мы пойдем. Если что понадобится, милости просим.

Я вдруг поняла, что мне хочется уйти к Хелен и Бойду, навсегда. На прощание Хелен крепко нас обняла. Когда закрылась дверь, я услышала, как она сказала:

— Несчастные малыши…

Тетя Руби попыталась встать с дивана, но чуть не брякнулась на пол. Она решила больше не рисковать и грузно привалилась к спинке.

— У меня умер муж. Уж-ж-жасная смерть. Кровищи жуть. Во! Пятно на блузке. Кишки кругом.

Папа завис над ней.

— Что ты сделала с моими детьми?

— Мне щас не до них, не до козявок твоих. У м-меня что щас главное? По-хо-ро-ны.

Папа стиснул кулаки.

— Что ты с ними сделала, шлюха безголовая?

В ответ тетя Руби прорычала:

— Мужу моему пропороло брюхо, поэтому пошли вы все н-на-а-а фиг.

— Сука чертова! Посмотри на них! Посмотри на моих детей!

Папа тыкал пальцем в нашу сторону, мы стояли не двигаясь и будто воды в рот набрали, изо всех сил старались не смотреть на диван с распластавшейся на нем тетей.

— А не скажешь, какого черта ты и сестрица сбагрили мне своих невоспитанных сопляков? А теперь отста-а-ань. Мне надо звонить в страхкомпанию, пусть гонят денежки за гибель от несчастного случая.

Она уставилась на папу и протяжно рыгнула.

Мне хотелось, чтобы папа накричал на нее. Пусть бы даже избил эту сволочь, как кусачую собаку.

Но папа лишь резко выдохнул:

— Все. Прочь из этой клоаки. Вещи можете оставить тут.

— Да, лучше катитесь отсюда поскорее. А шмотки их сраные я потом выкину.

Тетя Руби, пошатываясь, потащилась в коридор.

Папа тут же развернулся и быстро вышел на улицу.

Я побежала собирать свои пожитки, мне совсем не хотелось, чтобы тетя Руби их выкинула. Меня нагнал Мика, прошипев:

— Ви! Брось ты все это!

Я не собиралась ничего бросать. Мика помогал мне. Потом мы собрали и его вещи. Было страшно: сейчас в коридоре раздастся топот, и тетя нас сцапает. Когда мы снова вернулись в гостиную, тетя рылась в записной книжке, приговаривая:

— Надо сообщить его папе и маме. А потом братцу.

Она посмотрела на нас:

— Вы еще здесь, засранцы?

Я сломя голову помчалась к двери, а Мика подскочил к тете и выбил книжку из ее рук. Пролетев по всей комнате, книжка шмякнулась об стену. Голос у брата вибрировал, как барабан под ударами:

— Гадский дядя Арвилл жарится в аду, и ты туда же попадешь, грязная шлюха.

Я не верила своим ушам. Тетя Руби тоже обалдела и только растерянно разевала рот, как огромная уродливая рыбина. А Мика гордо развернулся, совсем как папа, и решительно двинулся к крыльцу.

Я бежала за ним, а тетя Руби кричала вслед, что убьет обоих, если мы посмеем вернуться.

— Я никогда сюда не вернусь, никогда, — сказал Мика.

Я схватила его за руку, и мы уже вдвоем трусили по двору, с чемоданами.

Папа ждал, наполовину высунувшись из «рамблера».

— Быстро в машину. Оба. Сейчас же.

Мы юркнули внутрь. Папа катил по склону холма, сзади клубилась пыль.

Вот теперь можно было вздохнуть спокойно.

Папа крутил руль одной рукой. Вторая лежала на спинке сиденья, по которой он постукивал сначала только мизинцем, но постепенно к дроби подключились и остальные пальцы. В зеркале заднего обзора он то и дело ловил взгляд Мики, выжидая, когда тот заговорит.

Мика отмалчивался, тогда папа спросил:

— И что же там у вас творилось?

— Ничего.

— Хватит уже.

— Хватит что?

— Вилять, вот что. Все это очень серьезно. — Папа перевел взгляд на меня, я потрогала искромсанные волосы.

— Она психопатка, ваша тетя Руби, — сказал папа.

— Тогда почему вы с мамой нас к ней отправили?

Папа довольно долго молчал. А потом сказал, спокойно так:

— Не знаю, сынок. Я не знаю.

Постукивавшие по спинке пальцы переместились на голову, он взъерошил волосы, но руку потом не убрал, словно хотел удержать внутри мечущиеся мысли.

Я снова боялась дышать. Понимала, что, если выпущу на волю хоть одну слезу, хлынут и все остальные. Не могла же я опозориться, как маленькая.

Папа сменил руку на руле, теперь пальцы левой настук-стук-стук-стукивали по спинке.

— А не поесть ли нам где-нибудь гамбургеров? Это верный способ забыть фокусы психопатки Руби, согласны?

Я кивнула, но как отнесся к папиной идее Мика, я не знала.

В гостиничном ресторанчике папа заказал гамбургеры с жареной картошкой и коктейли из душистого корневого пива с мороженым. Мне казалось, что я наконец проснулась после затяжного кошмара. Мике тоже так казалось, я поняла это по его лицу. Брат ел с такой жадностью, будто его долго морили голодом. Сначала я смеялась, глядя, как он набивает щеки, бурундучок, но потом вспомнила, что Руби часто отправляла его спать без ужина.

Папа, хлюпая трубочкой, потягивал свой коктейль.

— Вкусно, правда? — спросил он и снова сжал зубами трубочку.

— Да, папа, — мне хотелось его подбодрить, — классный коктейль.

Мика молчал.

Когда папа вышел в туалет, Мика попросил:

— Можно я доем твою картошку?

Я протянула ему тарелку, он быстро запихал в рот горстку поджаристых ломтиков.

Жуя, произнес:

— Спасибо за картошку, Ви-Кэти-крошка. — Перегнувшись через стол, он прижался виском к моему виску. Мне показалось, что от него пахнет бриолином дяди Арвилла.

В машине я сразу заснула. Мне снилось, что я карабкаюсь на свою любимую гору, а за мной с громкими воплями и ругательствами лезет тетя Руби. Иногда удавалось от нее оторваться, но я тут же соскальзывала назад. А потом рядом уселась бабушка Фейт. Она поцеловала меня в щеку и сказала, что таких малявочек бить нельзя. Я прижалась к ней, радуясь, что бабушка сумела убежать от тети Руби.

Проснулась я, когда мы уже подъехали к дому. Папа все не выключал мотор и не убирал руку с руля. Мика торопливо вылез из машины и так шарахнул дверкой, что я подскочила.

— Па-а-ап, ты, что ли, не идешь?

— Не иду, Букашка.

— Хочешь съездить в магазин за молоком? — Я старательно, во весь рот, улыбнулась.