Палач. Книга 1 - Александр Ачлей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Найдя в газете объявление об очередном кастинге в ночном клубе, она пошла туда и, преодолевая смущение, вышла на сцену сначала в группе с другими девчонками, а потом и самостоятельно. Ей предложили работу за относительно небольшой гонорар с перспективой роста, зависящей, разумеется, от ее стараний. Как оказалось потом, старания эти в основном касались не столько «танцев на шесте», что она достаточно быстро освоила, сколько оказания услуг начальству и гостям заведения, которых следовало ублажать и при этом не дергаться. Поначалу ей все это было противно, а потом она привыкла, как привыкает человек ко всему, чтобы выжить. От матери, правда, все скрывала, рассказывая ей во время продолжительных телефонных разговоров о том, что работает моделью в престижном агентстве, чему та по наивности верила. Подтверждением этой версии служили солидные денежные переводы.
Лана стыдилась своей работы и мечтала ее бросить. Поэтому не расшвыривала заработанные неправедным трудом деньги направо и налево, как это делали ее подружки по секс-цеху, а копила их на квартиру, которую и приобрела через два года. Не категории «люкс», понятно, но все же отдельную однокомнатную в панельном доме так называемой улучшенной планировки с большой кухней и относительно чистым подъездом.
Сделав там незамысловатый ремонт, она превратила свой дом в уютное гнездышко, служившее ей убежищем от жестокой реальности окружающего мира. Она уже было собиралась перевезти в Москву маму, но тут произошло событие, круто изменившее ее судьбу. Два года после этого она практически не бывала в столице, а по возвращении вернулась на работу по «специальности», став примой в самом престижном ночном клубе Москвы.
Где-то в 2013 году она познакомилась с Дином. В тот вечер в их заведении было не особенно много народа. Лана оттанцевала свой номер, а затем вышла в зал, как того требовали правила. Ее подозвали к своему столику три молодых парня кавказской наружности. Поначалу они были вежливы и предупредительны, но по мере того, как желудки их наполнялись спиртным, а глаза — женской плотью, они все больше входили в раж и в конце концов стали требовать, чтобы она поехала с ними. От них исходила неприкрытая животная агрессия, но поделать с этим она ничего не могла, так как вели они себя в рамках дозволенного и платили по каждому предъявленному счету. В принципе, она понимала, что если они захотят увезти ее с собой, то увезут, заплатив заведению так называемый выкуп в размере 5000 евро. Судя по всему, такие деньги для них были сущей мелочью, поняв это, Лана испугалась. Лихорадочно озираясь в надежде найти хоть какую-то зацепку для спасения, она увидела одиноко сидящего, элегантно одетого, немолодого, но очень привлекательного мужчину, который с легкой усмешкой на губах смотрел в ее сторону. Он все сразу понял, стремительно поднялся со своего дивана и решительно направился к их столику.
— Салам алейкум, земляки! — Дин расточал дружелюбие и радушие, при этом его глаза жестко сканировали всю компанию.
— Рад видеть настоящих мужчин. Завтра я встречаюсь с Рамазаном и обязательно расскажу ему о том, что встретил вас здесь. Может, выпьем за встречу? — Дин сделал вид, что собирается присесть за столик, но не успел. Мужчины как по команде встали, отошли к двери, подозвали Дина, что-то ему сказали и тут же исчезли. Дин вернулся, заказал текилу для себя и сок для Ланы, посидел до закрытия заведения, а потом проводил ее домой. Он был замечательным собеседником, источал столько дружелюбия и заинтересованности, что Лана без утайки рассказала ему историю своей жизни. Он не выразил никакого желания остаться, что только укрепило ее доверие к нему. На прощание она спросила: «Что же это были за волшебные слова, которые заставили этих отморозков ретироваться?»
— Секрета здесь никакого нет. По их внешнему виду нетрудно было догадаться, что у себя на родине они числятся достойными уважения ваххабитами. А им, согласно предписаниям, строжайше запрещено употреблять спиртные напитки, курить, посещать злачные места. Они потеряют лицо перед своими командирами и односельчанами, если те узнают об этой истории. А это пострашнее смерти будет. На прощание они попросили меня забыть об инциденте, что я и обещал. Вот и все, — Дин поцеловал на прощание протянутую ему для пожатия руку и ушел. С тех пор они подружились, и в жизни Ланы не было более надежной опоры и защитника. Через какое-то время, так получилось само собой, она оставила работу в клубе и не без помощи Дина занялась флористикой, потом открыла небольшой цветочный магазин, который обеспечивал ей достойное существование.
Единственной нерешенной проблемой оставался переезд мамы в Москву. Поначалу на это не было денег, а потом Татьяна сама не хотела этого, боясь обременить дочь своим присутствием. Но в последнее время, особенно после отделения Дальнего Востока и образования Дальневосточной республики, жизнь там стала настолько невыносимой, что оставаться в Яковлевке не было никакого смысла. Нищета достигла крайних пределов, отопление зимой не работало (благо, у мамы в доме сохранилась русская печь, которая и выручала ее в холодные зимы последних лет), работы не было никакой, так как китайские бизнесмены предпочитали завозить рабочую силу из своей страны, что, наверное, было экономически оправдано: дисциплинированные и привыкшие к порядку дети Поднебесной работали гораздо лучше необязательных и склонных к употреблению спиртного местных жителей. Цены на самые необходимые продукты взлетели до небес, транспортное сообщение с Владивостоком отсутствовало. Новые дальневосточные правители уже без оглядки на Москву тащили все, что только можно было украсть, живя по принципу «После нас хоть потоп!» и переводя баснословные гонорары за свое посредничество от продажи ресурсов зарубежным корпорациям на счета в США, Западной Европе и Китае, куда уже перебрались их жены, дети и прочая родня. Словом, банальная российская история.
Крайняя бедность коренных жителей толкала их на стихийные проявления протеста против несправедливости и произвола властей, но такие вспышки жестоко карались прикормленной милицией и службой безопасности. Недовольных сажали в тюрьмы, а зачинщиков физически уничтожали. По тайге бродили самые настоящие разбойничьи банды, в ряды которых вливались выдавленные из нормальной жизни люди. Таким образом они не столько добывали себе пропитание, сколько давали выход накопившимся отчаянию и ненависти. К сожалению, дальнейшие прогнозы никакого оптимизма не внушали: русским в этом регионе делать было нечего. Проданные своей элитой и вытесняемые из сел и городов прибывающими в огромном количестве луноликими «братьями», они вынуждены были покидать родные места либо тихо умирать от голода, унижения и репрессий.
В этих условиях Татьяна уже сама хотела как можно быстрее уехать к дочери, но Дальневосточная республика разорвала практически все отношения с Московией, регулярного транспортного сообщения между столицами двух стран не было, Владивосток с Москвой связывали только авиарейсы гуманитарной помощи, которыми в первую очередь отправляли больных, инвалидов и малолетних детей. Желающих же было так много, что и здесь, как во все времена, возобладал фактор личных связей в высших эшелонах власти и денежной «смазки»: первоочередников стали оттеснять «блатные» или те, кто мог заплатить солидную сумму за внесение в список нуждающихся. В этих условиях Татьяна уже не надеялась вырваться к дочери. Вдобавок ко всему, вот уже два месяца с Дальним Востоком невозможно было связаться ни по телефону, ни через Интернет, ни с помощью допотопного телеграфа. Никаких объяснений власти не давали, но некоторые свободные СМИ, выжившие после распада единой страны, намекали на то, что это было вызвано острой ненавистью, которую Президент Московии стал испытывать к своему дальневосточному коллеге после того, как тот назвал его (правда, в кругу своих ближайших помощников) карапузом, импотентом и подкаблучником. Последний, столь важный для всей последующей жизни Ланы разговор с матерью состоялся накануне всех этих катастрофических событий. И поэтому она помнила каждое слово.