Плачет рея по пирату - Евгений Сухов

От сердца отлегло.

– Я переживаю, ты где?

– А я у тебя за спиной.

Обернувшись, Тимофей увидел Земфиру, стоявшую в десяти метрах от него.

– Что же ты меня разыгрываешь? – пожурил ее Тимофей, обнимая. Пришла уверенность, что теперь он с ней не расстанется.

– Что, даже и пошутить нельзя? Так куда мы сейчас пойдем?

– Поедем… Россия большая, где-нибудь затеряемся, а там будет видно.

Две тысячи километров от Москвы еще не самая глушь, но хотелось верить, что искать их здесь будут не столь усердно, как в столице. А потом, Урал стоит на перекрестке многочисленных дорог, ведущих из Европы в Азию, где всегда огромное количество транзитных пассажиров, так что затеряться среди них не стоит большого труда. Не пугало даже то, что число татуированных жителей на квадратный километр здесь было значительно большим, чем в какой-либо другой части России. Оно и к лучшему: вряд ли для всяких там органов будет представлять интерес молодая пара. А потом ведь, по большому счету, они не преступники и ни в чем противозаконном не замешаны. И еще неизвестно, станут ли их разыскивать вообще!

Уж для кого они действительно будут представлять интерес, так это для Мухаджира.

Тимофей и Земфира сняли небольшую комнату на окраине города. Хозяином был мужчина средних лет с помятой и опухшей физиономией, представившийся Мироном. Создавалось впечатление, что последние три года он провел без сна. Протянув ключи, Мирон сказал:

– Владейте. А я к матери поеду. У нее квартира большая, да и радость старухе будет.

– А что сказать, если вас будут спрашивать?

Задумавшись на секунду, Мирон ухмыльнулся:

– Скажите им, что я помер.

– Договорились, – усмехнулся в ответ Тимофей.

Зажили, как любая другая молодая пара, вполне даже по-семейному. Обзавелись некоторым хозяйством в виде пылесоса и электрической мясорубки.

На пятнадцатый день этой жизни Тимофей почувствовал ощутимый внутренний дискомфорт. В какой-то момент ему вдруг показалось, что вместе с купленной мясорубкой его засасывает семейная жизнь, к которой, как выяснилось, он не был готов. Сейчас самое время махнуть куда-нибудь на Канарские острова, чтобы поплескаться в тропическом море, а вместо этого он вынужден часами смотреть телевизор и делать вид, что его совершенно все устраивает. Даже пересоленный борщ.

Оттолкнув тарелку в сторону, Тимофей произнес:

– Послушай, Земфира, тебе еще не надоело торчать в этой дыре?

Взяв тряпку, девушка аккуратно вытерла со скатерти расплескавшейся борщ. Невероятно покладистая, умевшая держать эмоции при себе, она была просто идеальной хозяйкой.

– А что ты предлагаешь?

– Нужно съезжать отсюда. И чем раньше мы это сделаем, тем лучше.

Его встретил недоуменный взгляд. Кротости в карих глазах не было, порой они могли прожигать насквозь, и Тимофей невольно передернул плечами.

– Ты же сам говорил, что нужно переждать некоторое время. Но прошло всего-то две недели.

– А мне кажется, что прошла уже целая вечность, как мы уехали из Москвы.

– Ты не доел борщ, – обиженно заметила Земфира. – Он тебе не понравился?

– Борщ вкусный, – запротестовал Тимофей. – Только… я сыт! Я вот что думаю: нам нужно поменять документы. Тогда мы могли бы свалить куда угодно. Неужели ты не хочешь пожить где-нибудь на море?

В какой-то момент в глазах девушки вспыхнул интерес, затем они вновь приняли будничное выражение.

– Было бы очень неплохо. Но ты же знаешь, что нас ищут.

– Надо достать новые документы. Это я беру на себя.

– Делай как знаешь.

Из-за стола Тимофей поднялся с совершенно другим настроением. Нельзя сказать, что он был окрылен, но благословение получил. Осталось найти человека, который сумел бы выправить им подходящие документы. Пожалуй, это было самое трудное: не станешь ведь бегать по улице и спрашивать у каждого встречного, где здесь можно изготовить фальшивые паспорта.

Тимофей решил сначала присмотреться к людям, торгующим удостоверениями и разными справками. После нескольких часов блужданий по городу он сумел убедиться, что таких в городе было немало. В общей сложности Тимофей прошел по двадцати пунктам. Татуированных он отмел сразу как не внушающих доверие. Отбраковал и тех, кто был слишком навязчив и словоохотлив. В результате естественного отбора его выбор упал на молодого интеллигентного мужчину с бородкой, который торговал в подземном переходе студенческими билетами и трудовыми книжками.

– Вы ко мне подходите уже в третий раз, – сказал мужчина, поправив указательным пальцем сползающие очки. – Что-то хотели спросить?

– Меня попросили узнать, а вы случайно не знаете человека, который мог бы изготовить документы?

– Какого рода документы?

– Паспорта.

Мужчина с интересом посмотрел на молодого человека. В уголках тонких губ промелькнула вялая усмешка.

– Обычно такие вопросы посреди улицы, да еще в толпе, не задают.

– Но я не для себя, я для приятеля…

– Это неважно, – перебил его мужчина. – Ясно одно: вы не из милиции. Те действуют не в пример гибче. Видно, вы ко мне долго присматривались, прежде чем решили подойти.

– Да, это так, – согласился Тимофей.

– Хоть в этом вы не прогадали.… И насколько серьезны намерения вашего приятеля?

– Самые серьезные.

– Давайте отойдем в сторонку.

Мужчина отошел в угол подземного перехода.

– Подобная работа стоит недешево, сами понимаете; к тому же здесь присутствует некоторый риск.

– Он сказал, что заплатит столько, сколько потребуется.

– Слова хорошие. Пускай подойдет сюда в это же время.

– Зачем? – удивился Воропаев.

– Хм… фотографироваться, – усмехнулся мужчина. – Конечно, фотографии вы можете принести и свои, но в нашем деле существует своя технология. Просто так будет лучше. Так вы согласны?

– Согласен, но…

– Вот так и передайте своему приятелю. – Кивнув на прощание, он подошел к покупателям, стоявшим у стенда.

* * *

В этом что-то есть, когда приходишь домой, а у плиты толчется любимая женщина. Пусть даже борщ будет не такой наваристый, какой делала матушка, а котлеты немного подгорелые, но это ничто по сравнению с той заботой, которую она проявляет к любимому мужчине.

Коротенький халатик демонстрировал ровные красивые ноги. То, что находилось повыше колен, тоже было весьма приятно глазу и заставляло воображение работать в усиленном режиме.