Не горюй! - Мэриан Кайз

После того как папа прочитал мне лекцию, он поцеловал меня — довольно неуклюже, надо сказать, — и, не глядя мне в глаза, пробормотал, что любит меня.

Затем он легонько сжал розовую пятку Кейт и вышел из комнаты.

Я долго лежала в постели, раздумывая над его словами и над тем, что я подслушала на кухне.

И что-то во мне изменилось.

Я немного успокоилась.

«В конце концов, жизнь продолжается, — подумала я. — И моя жизнь тоже».

Последний месяц я прожила, стараясь отгородиться от жизни, не участвовать в ней. Потому что жить без Джеймса, с сознанием этой утраты было слишком страшно.

Мне не нужна была моя жизнь. Во всяком случае, не такой ее вариант. Вот я и решила обойтись без нее.

Но после разговора с отцом я решила снова начать жить. Я была уверена, что справлюсь, — просто нужно перестать думать только о себе.

Да, я все еще очень любила Джеймса, скучала по нему Сердце мое было разбито. Вполне вероятно, что в ближайшие сто лет я так и буду засыпать в слезах.

Но я перестала ощущать себя инвалидом!

Да, меня ударила по ногам бита предательства. И я свалилась на землю, задыхаясь от боли, не в силах подняться. Но оказалось, что я отделалась синяками. Правда, обширными. Первое впечатление было обманчивым, я ничего себе не сломала. Теперь я с трудом вставала на ноги и снова училась ходить. И хотя я все еще хромала, но, к своей радости, поняла, что могу передвигаться.

Это не значит, что я перестала злиться или ревновать. Нет, не перестала. Но теперь это было уже не так остро, не так сильно, не так ужасно. Как бы получше объяснить?..

Я все еще не упустила бы шанса дать Дениз пинок в живот или поставить фонарь под глазом Джеймсу, но я уже не тешила себя идеями пробраться в их любовное гнездышко и вылить на их спящие тела кастрюлю кипящего масла.

Поверьте мне, это был явный прогресс!

Итак, покалеченная и униженная (но не до такой уж большой степени), я решила снова вступить в мир, причем как можно незаметнее.

Засыпая, я перечисляла в уме, что я имею в активе. И, надо сказать, это сильно отличалось от моих привычных дум за последний месяц.

Итак, у меня есть замечательная дочурка.

У меня есть семья, которая меня любит. Во всяком случае, я была уверена, что, стоит мне перестать вести себя как антихрист, они снова полюбят меня.

Я еще довольно молода.

У меня есть где жить.

У меня есть работа, на которую я могу вернуться через пять месяцев.

У меня есть здоровье (странно, никогда не думала, что вспомню об этом прежде, чем мне исполнится лет эдак девяносто).

И самое главное, откуда ни возьмись у меня появилась надежда.

В ту ночь я спала как дитя. И с этого уже можно было начинать.

Мне доставило бы удовольствие сообщить вам, что, когда я проснулась на следующее утро, дождь кончился, облака разошлись и на чистом ярко-голубом небе засияло солнце. В унисон с моим солнечным настроением, так сказать. Но в реальной жизни все no-другому. За окном до сих пор моросило.

Я, как обычно, проснулась на заре, покормила Кейт и осторожно прислушалась к своим чувствам. Так же осторожно, как вы трогаете языком десну вокруг больного зуба. И с радостью обнаружила, что мое настроение не изменилось со вчерашнего вечера. Я все еще чувствовала себя ожившей и полной надежд.

Я снова заснула и проснулась около одиннадцати. В ванной комнате кто-то суетился. Наверняка Хелен обнаружила уплотнение в груди и вопила, собираясь умирать. По лестнице бежала мама, и после консультации я услышала следующее заключение:

— Хелен, это никакое не уплотнение в твоей груди, это твоя грудь. — Потом мама протопала вниз по лестнице, бормоча: — Перепугала до смерти, сердце едва не остановилось… Я ее убью!

Хелен оделась и отправилась в колледж, а я приняла душ.

Я даже вымыла голову.

И прибралась в комнате.

Я выудила две водочные бутылки из-под кровати. Собрала банки из-под сидра и коробки из-под апельсинового сока и сложила их в пакет для мусора. Затем я собрала все стаканы, которыми пользовалась последние две недели, и выстроила их в шеренгу, чтобы потом отнести в посудомоечную машину. Подобрала осколки разбитого о стену стакана и завернула их в старую газету. И, что символично, выкинула все экземпляры журнала «Хелло»!

Я почувствовала себя очищенной. Мне больше не хотелось читать дерьмовые журналы. Теперь я посажу себя на строгую диету из «Тайме», «Экономист» и «Фай-нэншл тайме». И лишь изредка буду заглядывать в «Мари Клэр», который папа покупает каждый месяц якобы для Анны и Хелен, но на самем деле для себя, потому что обожает этот журнал.

И наконец спустя месяц после приезда в родной дом я решила одеться.

Представьте себе, когда я попробовала надеть на себя джинсы Джеймса, в которых я приехала из Лондона, выяснилось, что они мне не подходят.

Я в них утонула!

Вот что делает жизнь на водке и апельсиновом соке в течение месяца (только не пытайтесь последовать моему примеру).

Недолго думая, я совершила набег на гардероб Хелен. Видит бог, она была у меня в долгу.

Она ободрала меня как липку за последние две недели, постоянно требуя огромных сумм «на расходы», когда бегала для меня в магазин за выпивкой. Как ни любила я Анну, надевать ее бесформенные платья, все в колокольчиках и зеркалах, мне не хотелось.

В комнате у Хелен на стуле вместе с большой стопкой очень дорогих и ни разу не раскрытых учебников я нашла прелестные леггинсы. Они очень мне шли. В них мои ноги выглядели длинными и изящными. Просто чудо какое-то. В шкафу я разыскала красивую шелковую синюю блузку. И можете мне поверить, она тоже мне очень шла. Кожа казалась более чистой, а глаза — еще голубее.

Я взглянула в зеркало и с удивлением узнала себя.

«Эй, да я тебя знаю!» — подумала я.

Впервые за последнее время я выглядела нормально. Я больше не походила на арбуз с ножками, потому что уже не была ни беременной женщиной, ни толстой идиоткой. Не походила я и на человека, сбежавшего из дур-дома, — с нечесаными волосами, в огромной ночной рубашке и с безумным взглядом.

Это была я — такая, какой я себя помнила.

Я подушилась духами Хелен, хотя ненавидела их, и, удостоверившись, что ничего больше не могу сделать для улучшения своей внешности, вернулась к себе в комнату.

Я даже слегка подкрасилась — совсем чуть-чуть: мне не хотелось, чтобы мама позвонила в полицию и заявила, что у нее в доме появилась незнакомая женщина.

Потом я наклонилась над Кейт и представила ей себя новую (вернее, старую).