Отто - Герман Канабеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не знал, что ему ответить. Отто говорил так, что вроде бы всё понятно, но в этом «всё понятно» ничего не понятно. Так же, как когда читаешь пропагандистские лозунги. Отрицать их невозможно, там всё верно, но и принять нельзя, потому что смысл лозунгов кажется слишком очевидным.
– А где тогда истина, если, как ты говоришь, она не в опыте? – спросил я.
– Истину не надо искать. Достаточно знать, что она есть, а вот путь к истине… Знаешь, что я понял после первого семинара на теплоходе?
– Ну?
– Есть истина есть, и есть источник истины, но искать её не обязательно, как и сам источник, к истине можно и нужно приводить насильно.
– Это ты про вашу школу насильственного просветления?
– И про неё тоже.
– А если посадят?
– За что? За насильственное приведение к истине?
– Тут ключевое слово – насильственное.
Отто задумался и сказал:
– Я такой статьи в уголовном кодексе не нашёл.
– Ты, кстати, не рассказал о необходимости, ты же вроде от неё хочешь всех спасти.
– Ты прав, не сказал. – Отто как-то резко стал серьёзным. Всё, что он говорил до этого, было сказано с улыбкой, мне даже казалось, что он шутит, что это такой интеллектуальный пинг-понг, если хотите.
– Необходимость – самое страшное, что случилось с человеком. Человеку необходимо рождаться, необходимо умирать, а самое ужасное, что человеку необходимо жить с пониманием того, что необходимо умереть. Необходимо работать, необходимо кем-то быть. Всюду эта долбаная необходимость. Мне кажется, даже Бог, которого себе придумал человек, подчиняется необходимости быть Богом для человека. Необходимость, необходимость, необходимость – всюду необходимость. Необходимость спать и просыпаться, вставать и чистить зубы, необходимость есть и пить, необходимость быть… быть… быть…
Отто начал заговариваться, и я увидел, что его взгляд помутнел и стал расфокусированным, как тогда на кухне у Цапкина. Отто забрался на диван с ногами, обхватил руками колени и начал бормотать:
– Быть, жить… быть… быть… необходимо жить.
Я испугался за него, вскочил и подошёл к нему.
– Слушай, ты как?
Отто ничего не отвечал. Сейчас он был точь-в-точь как в первые дни, когда появился – растерянный и немного безумный. Я схватил телефон и набрал Андрея Михайловича Цапкина. Но ещё до того, как тот взял трубку, Отто пришёл в себя и сказал: «Не надо никуда звонить, всё нормально». Я отбил звонок.
– Что это было? – спросил я.
– Если бы я знал.
– Нормально себя чувствуешь?
– Да. Я пойду.
– Проводить?
– Не надо, справлюсь. Мы завтра уезжаем.
– Куда?
– По регионам поедем с Лейбой. Хочешь с нами?
– Нет, у меня здесь дела есть.
– Зря, будет интересно.
– Наверняка будет интересно, я уверен.
– Как знаешь. Кстати, кофе так и не попили.
Я закрыл за Отто и почувствовал невероятную усталость, словно разгружал вагоны с углём. Удивительно, как присутствие Отто, а тем более разговор с ним может вымотать, но в то же время и вдохновить. Может, он умеет управлять этим? Специально так делает, чтобы человек себя чувствовал раздавленным или окрылённым.
Удивительно, как быстро наш найдёныш за небольшой срок превратился практически из неразумного младенца в того, кем он теперь стал. После его ухода я понял, что боюсь Отто. Не так, как боятся человека из-за его силы или агрессивности, безумия или жестокости, а как боятся приведений или теней в темноте, принимающих очертания существ из детских страхов. Может, я накручивал себя, но в горле тяжёлым комком засел иррациональный страх, который никак нельзя объяснить, как предчувствие чего-то страшного и неизбежного одновременно.
Думаете, страх прошёл на следующее утро после визита Отто? Нет, он не прошёл ни на следующий день, ни через сутки. Я несколько дней не мог думать ни о чём, кроме его визита ко мне.
Я пришёл к выводу, что Отто действительно тот, кем себя считает. Наверное, потому страх не проходил. На эту мысль меня навело событие, случившееся ближе к середине мая. Когда в аэропорту города М. при посадке сгорел самолёт. Хуже всего в новости было то, что самолёт российского производства, обычно это означает, что сеть взорвётся привычными стенаниями о несовершенстве отечественной техники, и так было, но в катастрофе оказалось больше причин для смыслов, чем бывает в подобных случаях, и только потому, что некоторые выжили. И тут сошлось всё: выжившие из бизнес-класса и пассажиры, сидевшие в первых рядах самолёта, уже скатывались по надувному трапу с чемоданами и сумками, в то время как в хвосте самолёта догорали те, кто не успел спастись, возможно, лишь потому, что эти, с первых рядов, доставали ручную кладь с полок, загораживая проход. Я не верил в абсурд обвинений, не мог поверить, что люди, пишущие о катастрофе, начали оправдывать тех, кто спасался с чемоданами. Дескать, неизвестно, как бы вы повели себя в этой шоковой ситуации. Не надо винить выживших. Но дело-то не в том, как бы себя повели мы, дело в том, как себя повели они. Почему-то общество всегда восхищается героями, в нас воспитывают героизм с малых лет на примерах героев прошлого, но как только мы видим пример, как, скорее всего, поступили бы сами, когда в ужасе придётся бежать из горящего самолёта, мы начинаем оправдывать трусость страхом. А как можно следствие оправдывать причиной, когда у причины возможны бесконечные варианты следствий? С другой стороны, меня поражали обличающие. Дескать, они бы так не поступили. Они бы сумки свои не спасали. Да поступили бы. Спасали бы. Ещё хуже поступили бы, потому что ни один человек не может быть уверенным в своих действиях, когда в затылок ему дышит смерть. Ужас в том, что те с чемоданами не понимали, что там за спиной уже вовсю лютует смерть. Ну, не может человек поверить, что сейчас умрёт, даже когда голова на плахе. Так вот, я представил, что, если бы все, кто комментирует новость про самолёт, все, кто говорит, что не стал бы спасать свой чемодан, что бросились бы они вытаскивать горящих людей из хвоста, оказались такими на самом деле. Что если бы все люди стали теми, кем они себя считают? Все безрукие художники, все бездарные музыканты, все идиоты политики вдруг стали такими, какими видят себя в своих мыслях. Одни герои и гении кругом, ни одного простого человека. Откуда взяться простому человеку? Разве есть хоть один в этом мире, кто считает себя обычным? Кто считает себя «простым» человеком. Может, и было когда-то такое время. Но сейчас, когда каждый день всем пытаются внушить, что любой из семи миллиардов неповторимая личность