Людоед (сборник) - Александр Варго

Егерь внимательно смотрел на него.

– Уходи, – повторил Виктор.

Олег наклонился над охотником. Смолин лежал на спине, раскинув в стороны руки, и глубоко дышал.

– Прощай, – только и сказал егерь.

Он вытащил из нагрудного кармана стопку денег и засунул их за красный от крови пояс Виктора.

Эти деньги понадобятся для транспортировки тела домой, в Москву.

Он перекрестил тело мужчины и, не оглядываясь, зашагал прочь.

– Артем, – в последний раз прошептали губы Виктора.

Охотник провалился в беспамятство, но сердце мужчины еще билось несколько минут.

Он умер с улыбкой на лице.

Москва, воскресенье, 13.16

Как только полицейский направил ствол в медведя, когти животного внезапно разжались. Животное, отряхиваясь, попятилось назад, словно стряхивая с себя остатки жуткого сна.

Бесчувственного ребенка подхватили на руки.

– «Скорую», «Скорую»! – заорал кто-то. – Где врачи?!!

Мальчика на руках передали подбежавшим санитарам с носилками.

Рыдая, за внуком за коленях ползла Мария Николаевна.

– Жив, – определила врач, нащупав слабый пульс у Артема, когда носилки внесли в карету «Скорой». – Пусть готовят операционную, срочно.

Завывая сиреной, машина «Скорой помощи» умчалась.

Сразу после этого с газонной ограды взлетел большой иссиня-черный ворон. Некоторое время он бесцельно кружил в небе и вскоре исчез.

Лужицу крови у клетки, где произошла трагедия, работник зоопарка торопливо засыпал песком.

Медведь спрятался в укрытии из сложенных камней. В это время решалась его судьба. Он еще не знал, что ему крупно повезло и усыплять его не станут. Тем более что маленький Артем выжил после его «объятий». Правда, чуть позже мальчика мучили ночные кошмары, в которых его пытались догнать медведи, но вскоре и они прекратились.

А вообще косолапый даже толком и не понял, что сейчас произошло.

Просто в какой-то момент некая сила, о существовании которой его крохотный медвежий мозг даже не подозревал, неожиданно заставила его вскочить и расправленной пружиной кинуться на это маленькое двуногое существо, против которого, в сущности, Вася (так звали четырехлетнего медведя-самца) ничего не имел.

Ведь по большому счету он был самым обычным медведем, а не символом какого-то таинственно-мистического возмездия. И весь свой остаток жизни после этого инцидента Вася прожил тихо и спокойно, не проявляя никакой агрессии к кому бы то ни было.

Иркутская область, Тайшетский район, река Бирюса, воскресенье, 10.18

Моторная лодка неспешно тарахтела, с завидным упорством преодолевая течение реки. Егерь Олег Шибаев возвращался домой.

Проезжая труп Виктора, он намеренно отвернул голову. Тело было накрыто брезентом, который он обложил по краям крупными камнями. Звери не должны добраться до охотника.

Наконец Вороний мыс остался позади.

Словно вспомнив о чем-то важном, егерь задрал голову вверх.

Громадная угольно-черная птица скользила в утреннем небе.

Олег стиснул зубы, давая себе слово, что больше не посмотрит наверх.

Все закончилось. Да.

И вороны покинут это место. Их не будет здесь до тех пор, пока кто-нибудь еще не совершит ошибку.

Через полчаса егерь не выдержал и снова поднял взгляд в небо.

Ворон куда-то пропал.

Посвежевшее, умытое дождем небо было нежно-лазурным, ласковым и совершенно чистым.

Без единого облачка.

Март, 2016 г.

В прихожей что-то стукнуло. Мария Андреевна вздрогнула.

– Олежка, ты?

Тихо в квартире. Мария Андреевна попыталась дрожащей рукой вставить нитку в ушко иголки. Олежка совсем затаскал курточку. Его любимая. Женщина улыбнулась и принялась было снова за шитье… Раздался шорох. Теперь она точно слышала, что в прихожей кто-то был. Женщина отложила нитку и иголку, развернула кресло и покатилась к выходу.

– Олежка?

Она выехала в коридор и уставилась на мужчину, сидящего на тумбе под вешалкой.

– А, это ты? – В ее голосе прозвучало разочарование. – Иди ужинать, – сказала она и покатила кресло назад в комнату.

Андрей Дмитриевич встал, пошатнулся, но, ухватившись за стенку, устоял на ногах. Глубоко вдохнув, он вошел в комнату, в которую только что въехала на инвалидном кресле жена. Встал в дверях.

– Маша, ты ела?

– Иди, ужинай, – не слишком приветливо ответила жена, продолжая зашивать куртку сына. – Я с Олежкой поем.

Андрей Дмитриевич схватился за грудь. Сердце будто ножом резануло. Он достал из кармана пиджака пластинку из фольги, выдавил таблетку и закинул под язык. Зажмурился, открыл глаза, посмотрел на то, как бережно жена зашивает куртку Олега. Перевел взгляд на кресло со сложенными на нем вещами сына. Жена перекладывала их каждый день. Ждала. А вот Андрей Дмитриевич уже не ждал. Да и чего ждать? У него-то с памятью все нормально. Хотя лучше б ему ее потерять. Он помнил бледное лицо сына, помнил обгоревшее тело. Он помнил мерзкие подробности его смерти. Бутылку… Бутылку он тоже помнил.

Он смахнул слезу. Не разрыдаться еще удавалось, но внутренняя горечь была невыносима. Она жгла и разъедала. Андрей Дмитриевич не мог ни есть, ни пить, ни работать. Он даже ходил с трудом. После гибели сына он с трудом жил. Именно поэтому он считал, что жене сейчас легче – она живет ожиданием Олежки. Ее мозг заблокировал вредную информацию. Этот файл может нанести вред вашему компьютеру. Андрей Дмитриевич не был уверен, что «компьютеру» жены не нанесен вред, но «файл» со смертью Олега она отправила в «корзину». И теперь перекладывала вещи, штопала их и ждала к ужину сына.

Он постоял у того места, где так любил сидеть Олежка. Погладил крышку стола, рассчитывая почувствовать тепло от стоявшей здесь кружки чая и нащупать крошки от бутерброда, но стол был холоден, как надгробная плита. Как стены морга. Как… Без Олежки здесь все мертво, и это чувствовалось с каждым днем сильнее. Каждый день Андрей Дмитриевич возвращался с работы, проходил по квартире, ища успокоения. Но его здесь не было. Оно было там, в парке, где нашли Олежку. Дело, разумеется, не в самом парке, а в твари, охотящейся там.

Андрей Дмитриевич напружинился, словно хищник, когда его разум заполнился мыслями о мести. Он метнулся в коридор, взял с вешалки тубус, постоял у входной двери, будто взвешивая все «за» и «против», потом развернулся и, не сказав ни слова жене, вышел на подсвеченную тусклой лампочкой лестничную площадку.