Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон - Ирина Фуллер

– Это пока! – воскликнула пышногрудая дама. – Он уже чуть не сватается к королевской племяннице-то.

– Даром что год как вдовец, – проворчала та, что была много старше других.

– Уж не подождать три года, как положено, – возмутилась подруга Полин. – Неужто и правда Магистр позволит ему сочетаться браком?

Девушки начали причитать, а Элейн задумчиво закусила губу. Узнала она много, но что прикажете с этим делать? Идти к Торэму прачкой было опасно – он мог узнать ее. Да и в целом звучало не слишком заманчиво. Попытаться доказать, что он причастен к смерти Каталины? Сомнительный план. Решив, что пока просто примет к сведению все полученные факты, она пошла прочь.

Зонтаг остался очень доволен тем, что у него теперь появилась прачка. К вечеру часть мешков уже сушилась на заднем дворе, другая ждала следующего дня. Элейн оценила их количество и поняла, что хоть здесь и платили меньше, чем в Лимесе, зато времени и сил тоже требовалось гораздо меньше. Мешки не нужно кипятить, достаточно тщательно полоскать и сушить.

Дополнительным преимуществом работы в пекарне стал бесплатный ужин из лепешек, которые нельзя было выставлять на продажу на следующий день. Габби, девушка, что стояла за прилавком, поделилась, что иногда к ним заглядывал сыровар и отдавал свои остатки, и тогда трапеза получалась почти праздничной.

Хозяин пекарни позволил Элейн на время поселиться в небольшой подсобке, где обнаружилась довольно широкая лавка. Помещение примыкало к кухне, к самой печке, поэтому вплоть до утра в нем сохранялось тепло.

Целую неделю Элейн привыкала к новой жизни, знакомилась с обитателями пекарни и прачками на реке, понемногу узнавала подробности о Ковине. Мормэр оказался весьма заметной фигурой, имя его постоянно упоминалось то тут, то там, и редко когда – в положительном ключе. Ковина не любили и боялись. Но временами совершенно неожиданно поддерживали. Один разговор, состоявшийся между посетительницей пекарни и Габби, сперва вывел Элейн из равновесия.

– Макковей скоро приедет, хочу заказать пирог с курицей, – сказала дама в темно-синем платье.

– Ох, поздравляю, вы, наверное, очень рады? – отозвалась Габби, мило улыбнувшись.

– Разумеется, я не видела его уже полгода.

– Воображаю, как вас тяготит такая разлука с сыном.

Посетительница вздохнула и ответила:

– Это совершенно нормально для родителей – не видеться так долго со взрослыми детьми, но меня беспокоит, что он много времени проводит вдали от Мидленда.

– Да уж, – протянула Габби, подпирая подбородок рукой, – каково же ему постоянно находиться в Кападонии? Это же такой кошмар.

Услышав эти слова, Элейн, которая как раз несла по коридору мешки к телеге, застыла.

– В прошлый раз он говорил, – продолжила дама, чуть скривившись, – что кападонцы довольно развитое племя. Что у них многие вещи почти как у нас. Но мне кажется, он просто пытается бодриться. Раз уж вынужден служить там, ищет что-то хорошее. Слава Солнцу, что наш король поддерживает там порядок, – может, народ увидит, как живут нормальные люди. Глядишь, и вылезут из своей ямы.

– Ну да, – отозвалась Габби, поправляя белые локоны под чепцом. – Может, что-то у них и правда стало как у нас. С тех пор как мы объединились в Англорум, наверное, какие-то блага им тоже стали доступны. Но в целом-то все равно все бедное, неразвитое. У меня есть сестра, так ее подруга встречалась с одной травницей, жившей в свое время в Кападонии. Она рассказывала, что там многие даже считать не умеют…

Посетительница закивала.

– Дикари и есть… – вздохнула она. – Давай-ка еще яичный рулет закажу, пускай Макковей хоть нормальной еды поест. Не знаю, что у них там готовят…

– Слышала, что кападонцы едят змей, лягушек и ящериц, – прошептала Габби, и посетительница схватилась за сердце.

Всю дорогу до реки Элейн мысленно воображала себе, как бросает мешки, выходит в лавку и рассказывает этим двум кудахтающим наседкам правду. О том, что все у них в Кападонии замечательно, считать умеют все, кому это нужно, а в целом жизнь мало отличается от жизни в Мидленде. И никто не ест ползучих гадов, хотя в Великий голод, конечно, всякое бывало. Но это уже история. Традиционная кападонская кухня вкусная и питательная и основана на тех же продуктах, что и у карнаби!

Щеки Элейн пылали от гнева, ей стало обидно за свой народ. Как можно быть настолько недалекими, чтобы верить… Она замерла. Остановилась посреди улицы, глядя на телегу, наполненную мешками из-под муки.

Ее возмутили слова двух женщин, но ведь еще неделю назад она сама считала карнаби жестокими дикарями и страшилась встречи с ними. Еще неделю назад она сама поверила бы в любой слух о представителях враждебного народа, если бы он выставлял их в дурном свете. Еще неделю назад она считала правильным, что в гостинице ей выдали номер комнаты Оддина, а девочки-горничные помогли открыть дверь.

Так не была ли она ослеплена предрассудками так же, как Габби и посетительница пекарни?

Эти мысли помогли ей справиться с эмоциями.

У реки Элейн вновь разговорилась с другими прачками. Среди них была и та, что работала у Ковина. Она была немногословна, больше слушала, лишь в самом начале сообщила, что хозяин все еще не нашел замену Каталине.

– А вы слышали, что говорят-то? – воскликнула Лола, та самая, что была подругой Полин из дома Торэмов. – У Каталины были рисунки на теле.

– И я слыхала! – отозвалась Нана, прачка с округлыми формами и большой грудью, так и грозящей вылезти из узкого корсажа. – Говорят, душегуб в городе объявился!

– Он уже много кого на тот свет отправил, – закивала третья, Гретта, темноволосая миловидная девушка с извечным румянцем на щеках. – Был до этого в Альбе, потом сбежал, полиция пыталась поймать его, но ничего не вышло.

– В Кападонию он бежал, – подтвердила Лола. – А там душегубам только и рады. У них же все там чуть что хватаются за саблю.

– Из лука они стреляют, саблями только самые обученные пользуются, – не согласилась Гретта.

– Он бежал в Кападонию, – напомнила Элейн суть беседы, – что дальше? Вернулся в Мидленд, да не куда-нибудь, а в Нортастер?

– А с чего бы и не в Нортастер? – удивилась Лола.

Элейн задумчиво закусила губу. Она была почти уверена, что убийца, о котором шла речь, был тем самым преступником, за которым Оддин и отправился в Лимес. Но совпадение, что душегуб явился в город одновременно с человеком, охотившимся на него, показалось ей странным. Прачкам же она предоставила другое объяснение:

– Просто все боятся мормэра. На месте этого душегуба я бы не совалась туда, где сидит Торэм.

Некоторые согласно кивнули, другие поглядели с сомнением.

– Будто он думает, кто там мормэр, – выразила,