Порочные привычки мужа - Джейн Фэйзер

— Ну и чему же мне придется учиться? — спросила Аурелия, пытаясь изобразить беспечность.

Снова сверкнула белоснежная улыбка, но Гревилл тут, же сумел взять себя в руки.

— Завтра займемся изучением способов связи, — отрывисто произнес он. — Но вы должны ознакомиться и с простым шифром, и нужно разработать несложные сигналы тела, чтобы передавать друг другу информацию в толпе.

Аурелия пришла в восторг. Она подалась вперед, забыв про еду.

— Вы имеете в виду — на балу или еще на каком-нибудь светском мероприятии?

— Разумеется, в общественных местах.

— Я не понимаю, почему нам вдруг придется тайно сообщаться в публичном месте?

Гревилл добавил еще себе капусты и картошки и только потом сказал:

— Если, к примеру, вы беседуете с кем-нибудь, представляющим определенный интерес, я должен знать, не собирается ли он покинуть бал или театр, где мы в это время будем находиться. И вы сможете передать мне эту информацию.

— А, понятно! — Аурелия немного подумала. — Значит, мы будем проводить операцию, если можно так выразиться, большую часть времени?

— Все время. — Он наклонился вперед, чтобы наполнить ее бокал, потом налил вина себе. — Как только мы начнем, дорогая моя Аурелия, вы будете работать постоянно. — Он твердо посмотрел на нее. — Я не собираюсь делать вид, что это очень легко. Вам все время придется быть настороже. Вы все время будете слушать, впитывать, выбирать и выхватывать отрывки из разговоров и решать, важно это или нет. И придется быть бдительной все время.

Аурелия ощутила озноб.

Она ждала, что он продолжит свою мысль, но Гревилл молчал, и она заговорила сама:

— Я не буду делать ничего, угрожающего Фрэнни. Вы можете гарантировать, что такого не произойдет?

Он положил нож и вилку.

— Я ничего не могу гарантировать, Аурелия. А вы можете гарантировать, что однажды кеб не заедет на тротуар и не собьет вас? Можете гарантировать, что не заболеете? — Он протянул руку через стол и накрыл ее ладонь. — Моя дорогая, в этом мире нет никаких гарантий. Я могу обещать — и уже обещал, — что сделаю все возможное, чтобы уберечь вас от опасности. И насколько я понимаю, работа, которая от вас требуется, никакой угрозы вам не несет.

— За исключением того, что я, так или иначе, окажусь, связана с вами, — заметила Аурелия, не убирая свою руку — это теплое нетребовательное давление почему-то успокаивало ее. — Про вас и вашу тайную деятельность наверняка кому-нибудь известно.

Гревилл кивнул:

— К сожалению, такая вероятность всегда имеется. Но я почти уверен, что Гревилл Фолконер, полковник одного из кавалерийских полков ее величества, не ассоциируется, ни с одной из моих многочисленных кличек. Насколько мне известно, до сих пор меня не раскрыли. Но одно я вам все-таки пообещаю… поклянусь своей жизнью и честью. Я буду оберегать Фрэнни.

— Даже если со мной что-нибудь случится?

— Этого не будет… но да, даже если с вами что-нибудь случится, и не важно, будет это связано с нашим делом или нет. Я беру на себя ответственность за благополучие Фрэнни. — Улыбка его была печальна. — Я в долгу и перед Фредериком.

Дверь отворилась. Гревилл неторопливо убрал свою руку. В комнату вошли Мэри и девочка. Родители не могли прокормить ребенка, и она жила в семье Мэри.

— Поели? — спросила Мэри, окидывая взглядом тарелки. — А теперь поешьте яблочного пирога. Из вкусных зимних яблок — они хранятся на чердаке, а к пирогу кувшин сливок от старушки Блюбелл… это наша лучшая молочная корова, — добавила она специально для Аурелии. — Замечательно вас подкрепит, это уж точно.

— Да, я не сомневаюсь… спасибо, Мэри, — отозвалась Аурелия, в ужасе думая, какой величины этот яблочный пирог.

Хотя Гревилл способен съесть за двоих, подумала Аурелия. Странно, что у него нет ни капли жира — одни мышцы, мощная фигура и длинные конечности. Интересно, а как он выглядит без одежды? Боже милостивый, что это с ней? Откуда, ради всего святого, возникла эта мысль?

Гревилл не сказал больше ни слова до тех пор, пока на столе не появились яблочный пирог и большая миска жирных желтых сливок. Тогда он снова наполнил бокалы и спросил:

— Вы когда-нибудь стреляли из ружья?

Аурелия, раскладывавшая по тарелкам пирог, уронила лопатку.

— Из ружья? Разумеется, нет… с какой бы стати? Он пожал плечами.

— Вы выросли в деревне. Вполне возможно, что вас учили стрелять фазанов, или скворцов, или что-нибудь в этом роде.

— Я не фермерская дочь, — ответила Аурелия, протягивая ему тарелку. — Меня также не учили сворачивать головы цыплятам.

— Я не собирался оскорблять вас, — мягко возразил Гревилл, поливая сливками пирог. — Я знавал многих женщин, прекрасно управляющихся с оружием.

— В вашей работе — возможно, — сказала Аурелия, вспомнив письмо Фредерика. — Зато я умею управлять парусной лодкой и ездить верхом.

— Ну, я сомневаюсь, что эти ваши таланты вам пригодятся в нашем деле, — произнес Гревилл, потянувшись за очередным куском пирога.

— Но зато мне потребуется умение стрелять из пистолета?

— Надеюсь, что нет. Это просто мера предосторожности, поэтому, пока мы здесь, нужно будет дать вам несколько уроков.

Снова этот озноб тревоги, и снова волосы на затылке Аурелии встали дыбом. Она сделала еще глоток вина и отодвинула тарелку с недоеденным пирогом.

— Я устала, — резко бросила она, вставая. — Если вы меня извините, я с удовольствием отправлюсь в постель.

— Разумеется. Это был долгий день. — Гревилл вежливо встал и открыл для нее дверь. Когда Аурелия проходила мимо него, он легко положил руку ей на плечо. От его прикосновения по спине пробежала дрожь. Аурелия остановилась и посмотрела на полковника. Его лицо словно колыхалось у нее перед глазами, теряя резкие очертания. Аурелия уставилась на его рот, на этот кривоватый чувственный изгиб, и когда он опустил голову и поцеловал ее, она поняла, что ждала этого. Его губы были сладкими и пряными, как будто на языке у него смешались яблоки и вино, и в животе у нее все сжалось.

И тут все кончилось. Гревилл поднял голову, убрал руку с ее плеча, отодвинулся в сторону, и Аурелия, молча кивнув, проскользнула мимо него и вышла за дверь.

Гревилл закрыл дверь, вернулся к столу, взял свой бокал и уставился в его рубиновую глубину. Он занимался любовью со многими женщинами, по работе и для развлечения. Но до сих пор никогда не терял беспристрастности, какой бы соблазнительной, ни была женщина. Разумеется, за исключением Доротеи, но в те неистовые дни он был всего лишь мальчишкой, охваченным телячьей любовью.

В его ремесле имелось одно нерушимое правило — не доверять никому. Никогда не терять бдительности. И все же он чувствовал, что, когда рядом Аурелия, возникает опасность того, что теперь командовать начнут чувства, а не голова. Он не мог позволить себе слишком сблизиться с Аурелией.