Порочные привычки мужа - Джейн Фэйзер

Гревилл натянул поводья и остановил коня прямо посреди дороги, проигнорировав возмущенный рожок почтовой кареты, промчавшейся мимо.

— О, любовь моя! Я так надеюсь, что из меня получится хороший отец! — воскликнул он, и глаза его увлажнились. — Обещаю, я сделаю все возможное, чтобы стать лучшим отцом в мире для Фрэнни и для нашего малыша. А когда ошибусь, я буду слушаться тебя. Ведь не исключено, что я снова буду делать ошибки.

— Мы все их делаем, — отозвалась Аурелия, пальцем вытирая его слезы. — Главное, чтобы это тебе нравилось.

— О да, — пробормотал Гревилл. — Это мне очень нравится.

1 января 1810 года

Звучные удары больших напольных часов умолкли, и небольшая группа, сидевшая вокруг стола в столовой в доме на Кавендиш-сквер, поднялась как один человек, чтобы обнять друг друга в начале нового года.

Корнелия прикоснулась своим бокалом к бокалу мужа. Он поцеловал ее в уголок рта.

— Так не пойдет, — шепнула она, обнимая его одной рукой за шею и смачно целуя.

— Нет, — так же тихо ответил он. — Конечно же, не пойдет. Я люблю тебя, Нелл.

— А я тебя. — И приоткрыла губы, требуя поцелуя. Алекс рукой, в которой держал бокал, подхватил Лив за локоть, притянув ее к себе. Их бокалы соприкоснулись.

— За Новый год, ненаглядная моя любовь, — пробормотал он и осушил свой бокал. Ливия тоже выпила. Алекс швырнул бокал себе за спину жестом, бывшим, как знала теперь Ливия, типично русским способом отмечать радостные события — хотя и дорогим, если речь шла о хорошем хрустале. Впрочем, об этом Алекс вообще не задумывался. Беспечно пожав плечами, она тоже бросила свой бокал и подняла лицо навстречу поцелую. На его губах был привкус шампанского.

— Я люблю тебя, мой князь.

Гревилл крепко прижал к себе Аурелию, наслаждаясь ее изяществом, хрупкостью и ароматом, исходившим от ее волос. Взяв ее лицо в свои ладони, он всмотрелся в бархатную глубину ее глаз и опять подумал, сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к чудесной любви, светившейся в них, и к силе своей любви к ней, которая только росла, наполняя его счастьем, в которое он никогда раньше не верил.

— Это наш первый Новый год, — пробормотал Гревилл, целуя ее в глаза. — У меня не хватает слов сказать, как сильно я люблю тебя, Аурелия.

— Нам не нужны слова, — отозвалась она, целуя его в губы. — Не всегда нужно говорить об очевидном.

Гревилл негромко рассмеялся и снова поцеловал ее.

— Ты восхитительна, жена моя!

Несколько мгновений в комнате стояла тишина, затем, словно по общему молчаливому согласию, пары отпрянули друг от друга и повернулись к своим друзьям. Женщины обнимались, то ли смеясь, то ли плача от радости верной дружбы; мужчины, как более сдержанные, обменивались рукопожатиями, но теплота их отношений была очевидна.

— Это станет нашей ежегодной традицией, — объявила Ливия. — Будем проводить Рождество и Новый год здесь, на Кавендиш-сквер, вместе со всеми нашими детьми. В конце концов, это место, где все мы обрели свою жизнь и свою любовь.

— Ты так романтична, Лив, — фыркнула Корнелия, обнимая подругу.

— Может быть, это и романтично, — заметила Аурелия, — однако чистая правда. — Она легонько прикоснулась к груди. — Но я внесу крайне неромантичную ноту — что-то подсказывает мне, что Зоэ хочет кушать.

— Я уверена, что и Благородный Уильям Бонем тоже, — отозвалась Корнелия. — Поднимемся в детскую, леди, и оставим наших джентльменов наедине с портвейном. Романтика подождет. Главное — это голодные младенцы.

— Я покормлю Зоэ и принесу ее вниз, — сказала Аурелия мужу. — Чтобы ты мог пожелать ей спокойной ночи.

Гревилл кивнул, и улыбка его была так восхитительно самодовольна, что Аурелия с трудом сдержала смех. Кто бы мог подумать, что полковник, сэр Гревилл Фолконер, станет таким преданным отцом? Он мог часами держать на руках свою дочь, глядя на ее спящее личико. Очаровательное личико, прямо розовый бутон, не могла не признать Аурелия, но столько терпения, такая почти одержимая преданность пока еще ни на что не реагирующей груде одеял и пеленок оказалась той чертой характера ее мужа, какой она в нем никак не могла ожидать. В общем, думала Аурелия, поднимаясь вслед за подругами в детскую, жизнь просто прекрасна.

Дверь за тремя женщинами закрылась. Алекс взял графин с портвейном и наполнил бокалы. Приятели снова уселись, на этот раз рядом во главе стола, и некоторое время просто молча делали глоток за глотком.

— Они прекрасны, правда? — произнес Гревилл, разглядывая содержимое своего бокала.

— Совершенно необыкновенные, — согласился Гарри. — Они взяли в мужья троих, будем смотреть правде в лицо, очень сложных мужчин, одержимых страстью к грязной работе в теневом мире, и превратили их в преданных отцов семейств, каким-то образом научившихся сочетать и то и другое.

— Саймон Грант учит нас сочетать все наши приоритеты, — хмыкнул Алекс.

— Ты рад, что работаешь на министерство? — спросил Гарри. — До сих пор ты ни, словом об этом не упоминал.

Алекс кивнул:

— Пока никаких конфликтов нет. Конечно, все зависит от царя, но, согласно достоверной информации, он собирается отказаться от альянса с Наполеоном. — Алекс поднял бокал и сделал большой глоток. Затем взял графин и еще раз наполнил бокалы. Он встал, на мгновение поднял глаза к пикантной фреске на потолке и объявил: — Тост, джентльмены. Предлагаю выпить за дам с Кавендиш-сквер.

«За всех дам», — добавил он про себя. Его приятели тоже встали.

— За дам с Кавендиш-сквер.