Персональные демоны - Лиза Десроушерс

— Черная Шелби Кобра.

Внутри у меня все сжимается.

— Какого года?

— Шестьдесят седьмого.

Почти.

Мы подъезжаем к его дому.

— Оставь ее, — говорит дедушка. - Покатаемся потом.

— Так какой у нас следующий проект? Другой Мустанг?

— Может быть. Я подумываю о Шелби Кобра шестьдесят седьмого.Иди сюда. Хочу тебе кое-что показать, — говорит он, открывая входную дверь. Ячувствую сладкий запах дыма из трубы, когда мы проходим между ореховымжурнальным столиком и потертым диваном в гостиной, направляясь в спальню.

Он берет с комода фотографию в деревянной рамке и передаетмне.

— Бабушка когда-нибудь показывала ее тебе?

— Нет, — говорю я, беря рамку в руки. Я смотрю нафотографию. На ней молодая пара. Он с темными волосами и небесно-голубымиглазами, одетый в темные джинсы и черную футболку. Его руки обернуты вокругталии девушки в рваных джинсах и красном топе на бретельках, ее светлые волосыраздувает ветер. Она сидит на капоте черной Шелби Кобра шестьдесят седьмогогода.

— Это день, когда я попросил твою бабушку выйти за меня...Лето после школы.

— Ничего себе. Вы были так молоды.

— Ну, в то время дела обстояли иначе. И я до сих пор ни разуне пожалел о том своем решении.

Я снова смотрю на фотографию... На то, как дедушка обнимаетбабушку, держа ее, словно самое ценное в своей жизни. На ее озорную улыбку иблеск в сапфировых глазах, направленных на молодого человека.

— Она выглядит счастливой.

Улыбка расцветает на его лице.

— Мы и были счастливы. Я тогда был хулиганом. Твойпрадедушка не сомневался, что я сам дьявол. Пытался изгнать меня дробовиком, —  смеетсяон. — Можно подумать, это бы сработало, будь я на самом деле дьяволом.

— И когда ты изменился?

— Не уверен, что это вообще произошло. Но, главное, у меняушло не так уж много времени, чтобы понять, что я люблю ее. И ради нее я всегдастарался быть лучше. Так что, в итоге, твой прадедушка, наверно, решил, что ужлучше бы я был дьяволом.

Я последний раз смотрю на фотографию и ставлю ее обратно накомод, постукивая по Шелби указательным пальцем.

— У меня есть... друг, который ездит на шестьдесят восьмой.

Его выражение лица вдруг становится серьезным, а на лбупоявляются беспокойные складки.

— И насколько это близкий «друг»?

Как бы я ни старалась, не могу остановить улыбку.

— Пока не знаю.

Похоже, он что-то замечает в моем лице.

— Фрэнни... Ты ведь знаешь, что мальчикам-подросткам нужнотолько одно?

— Дедушка!

— Это просто в порядке вещей. Не позволяй ни одному парнюзаставить тебя делать то, чего ты не хочешь... Ты знаешь...

— Я могу позаботиться о себе.

Его лицо становится суровым, но в теплых глазах виднаулыбка.

— Не сомневаюсь. Твои родители с ним уже знакомы?

— Да, — неуверенно говорю я. — Они теперь просто с умасходят от беспокойства.

Глаза побеждают, и улыбка расплывается на его лице.

— Ну, это нормальная реакция для родителей, полагаю. — Наего лбу залегает складка. — Но я даже представить не могу, как кто-то, ездящийна Шелби шестьдесят восьмого, может быть плохим.

— Спасибо дедушка, — говорю я, обнимаю его. — Я тебя люблю.

— И я люблю тебя, Фрэнни.

___________________

После того, как дедушка отвозит меня домой, я захожу внутрь,закрывая дверь, и вижу Грэйс, стоящую со скрещенными на груди руками и сжатымигубами. Она смотрит прямо на меня своими яркими голубыми глазами.

— Пойдем, поговорим, — заявляет она, не отрывая от меняпристального взгляда ни на секунду.

— Что на этот раз?

Она хватает меня за руку и тащит за собой.

— Сначала пошли наверх.

Я позволяю ей утянуть меня в мою комнату. Она закрываетдверь, а я подхожу к окну.

— Я знаю, что ты не читаешь Священное писание, — начинаетона сугубо деловым тоном. — Но Петр учит: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому чтопротивник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить». Сатанавоздействует на слабых, Фрэнни.

Я поворачиваюсь к ней лицом.

— Какого черта ты мне это говоришь?

Она одаривает меня тяжелым взглядом.

— Ты прекрасно знаешь, к чему я это.

Я чувствую боль в животе.

— Есть что-то... темное в нем, — добавляет она.

Я смотрю на нее.

— Так, Грэйс, хватит. Убирайся из моей комнаты.

Она идет к двери, но оборачивается, чтобы посмотреть на менясвоим суровым взглядом.

— Я буду молиться о тебе, — говорит она.

— Проваливай! — рявкаю я.

Она закрывает дверь, а я со всего маха шлепаюсь на кровать,ударяясь головой обо что-то твердое. Сажусь и обнаруживаю на подушке Библию,открытую на Первом Послании Петра. Я со всей силы швыряю ее в закрытую дверь,она шлепается на пол, а я сажусь, уронив голову на руки.

Грэйс ведь сумасшедшая, правда? Или это я? Я уже не уверена.Прошло очень много времени с того момента, как я теряла контроль над своимичувствами. Мне это не нравится. Я не знаю, откуда приходят все эти безумныеэмоции, но я должна придумать способ их остановить. Я поднимаюсь с кровати иначинаю свои упражнения по дзюдо.

Я занимаюсь этим видом борьбы с девяти лет. Не знаю, чем онменя так привлек. Я просто поняла, что это именно то, что мне нужно. И,оглядываясь назад, я осознаю, что была права... Иначе бы я так и продолжалазаниматься саморазрушением... после смерти Мэтта.

Дзюдо стало, в каком-то смысле, управлять моим гневом...единственной вещью, способной на это. Именно оно позволило мне контролироватьсвое сознание и тело, установить между ними баланс. И именно оно научило менясосредотачиваться на том, что действительно важно, оставлть это внутри и выкидыватьвсе остальное на поверхность. 

Если ты ничего не делаешь, то ничего и не может тебенавредить.

Никогда больше я не вернусь к той боли, которую испытывала,когда Мэтт оставил меня. Я не смогу пережить это.

Закончив, я устраиваюсь на кровати и достаю дневник Мэтта. Яначинаю писать. Рассказываю ему обо всем, даже о том, в чем не могу признатьсясебе... о том, что Люк как-то пробил мою защиту.