С запутанным клубком - Пирс Энтони

В конце концов слезы высохли, и Ниоба сказала:

— Я вижу, ты очень на меня похожа. Надеюсь, тебя ждет счастливая жизнь.

— Уж можешь не сомневаться, — ответила Дафна. — Судьба рассмотрела мою нить.

Они немного посмеялись над ее словами, а потом Ниоба вернула тело Лахесис, которая превратилась в паука; они ловко взобрались по нити на потолок, проникли сквозь него, покинули пароход, поднялись в небо и с невероятной скоростью пронеслись по канату, оплетавшему весь мир. И уже в Чистилище, в своем жилище, сотканном из паутины, снова вернулись в человеческое обличье.

— Тебе не придется самой узнавать, как у нас тут все устроено, — заявила Лахесис. — Мы будем помогать и направлять тебя, когда возникнет необходимость, а домашнее хозяйство является моей обязанностью. Но тебе надо прясть нити.

Сначала Лахесис представила Ниобу Атропос. Тело изменилось, и женщина подошла к зеркалу, чтобы Ниоба смогла ее увидеть. Ей было около шестидесяти: стального цвета волосы, глубокие морщины, слишком большой нос; она ужасно напоминала бабушку из детской книжки.

— Я вела самую обычную жизнь на ферме, мы выращивали коз. Помогала мужу доить, готовила еду, стирала, родила четверых детей — один из них умер от оспы, когда ему было восемь. Две дочери и сын выросли, завели свои семьи и разъехались. Я почувствовала себя никому не нужной, когда они стали жить самостоятельно; надо признать, мне нравилось возиться с ними. Поэтому я обратила все свое внимание на мужа и заставила его продать ферму — цены на козье молоко упали, поскольку появились фабрики, где разводили коров и производили молоко в огромных количествах, хотя коровье не идет ни в какое сравнение по качеству с тем, что продавали мы. Мы хотели вложить деньги в мебельную фабрику, но нас обманули; фабрика обанкротилась, и мы потеряли все сбережения. Муж заболел, сначала туберкулезом, потом воспалением легких и умер с разбитым сердцем. Я знала, что это моя вина; мне следовало все оставить, как оно было. Но я всегда обожала вмешиваться в чужую жизнь, и когда ко мне пришла Судьба и спросила, не хочу ли я получить настоящую возможность этим заняться… Вот уже пятнадцать лет я здесь и вполне довольна. И, полагаю, не прервала ни одной жизни зря.

— А разве не Смерть — не Танатос — прерывает людские жизни? — мысленно спросила Ниоба. Она не могла говорить вслух, когда тело принадлежало не ей.

— Танатос следит, чтобы души умерших отправились туда, куда им полагается, — в Рай, Ад или Чистилище. Он должен оценить соотношение добра и зла в каждой душе и лично занимается особо сложными случаями. Но я определяю, когда приходит конец каждой жизни; я обрезаю нити.

— Это ты обрезала нить жизни Седрика?

— Пришлось. Твой муж устроил все таким образом, что его нить заняла место той, которую я должна была перерезать первоначально. Он не оставил мне выбора. Я не обладаю полной автономией, в особенности когда в Гобелене возникают изменения. Мои действия — не результат своеволия или каприза. Я должна учитывать определенные условия, чтобы ни одна нить не протянулась дальше, чем ей положено, или не оборвалась слишком рано.

— Но почему речь вообще идет о нитях? — сердито спросила Ниоба. — Почему бы не позволить хорошим людям жить долго?

Атропос устало улыбнулась:

— Дитя, ты стала жертвой обычного заблуждения, бытующего среди смертных. Они считают Смерть врагом и думают, что все будет прекрасно, если жить вечно. Это неверно; старики должны уйти и дать место молодым. Никого из нас сейчас не было бы на свете, если бы наши предки не освободили нам место. Так вот, каждая нить жизни имеет свой срок — длиннее или короче, — и каждая начинается и заканчивается в соответствии с рисунком Гобелена. Я просто перерезаю нити, чтобы не пострадала его целостность, и таким образом служу добру. Вечная жизнь была бы катастрофой!

— А как насчет воплощений? — Ниобу по-прежнему мучила совесть: ее ждет необычное будущее, в то время как Седрик, человек, обладавший выдающимися способностями, умер так рано.

— Воплощения бессмертны, но не вечны, — терпеливо объясняла Атропос. — Мы продолжаем жить, не старея, до тех пор, пока являемся воплощениями. Но сроки нашей службы различны. Твоя предшественница, Дафна, провела тут двадцать шесть лет, удвоив свою смертную жизнь — а потом возникла ситуация, которая оказалась для нее слишком соблазнительной, чтобы отказаться. Она нашла хорошего человека — а хорошего человека найти не так просто! — который мечтал познакомиться с благородной женщиной, но ему никак не удавалось. Теперь она будет стареть, как и все смертные, а потом мне или моей преемнице придется перерезать ее нить. После этого Дафна отправится на тот свет. Другие воплощения тоже сменяют друг друга на своем посту, только в каждом случае по-своему. Танатос умирает, когда забывает об осторожности и становится жертвой своего преемника; Хронос вступает в должность взрослым и живет вспять, вплоть до часа своего рождения или зачатия — никак не могу понять…

— Вспять? — Вот и подтверждение ее подозрений. — А каким же образом он общается с остальными?

— Если ты хочешь что-то сказать здесь, в жилище, просто возьми инициативу в свои руки, — посоветовала Атропос. — Когда мы находимся в обществе других, мы стараемся принимать ту или иную форму, но дома можно расслабиться. Что касается твоего вопроса: Хронос контролирует время. Он реверсирует себя, чтобы иметь возможность разговаривать с остальными, а иногда как бы разворачивает их во времени — только совсем не надолго. В любом случае нельзя рассматривать бессмертие как нечто идеальное. Порой воплощение устает, или ему становится скучно, и тогда оно покидает свой пост. Лишь смертный в состоянии по-настоящему оценить жизнь. Теоретически кто-то из нас может до бесконечности оставаться воплощением, но такого еще никогда не случалось.

Казалось, пожилая женщина знает ответы на все вопросы. И все в ее изложении звучало разумно и понятно, однако Ниоба по-прежнему не могла примириться со смертью мужа, с тем, что в ней была необходимость.

— Неужели Гобелен пострадал бы так сильно, — спросила она, обнаружив, что и в самом деле может пользоваться ртом, когда тело контролирует Атропос, — останься Седрик в живых?

Атропос превратилась в Лахесис.

— А вот это уже моя вотчина, Ниоба, — проговорила она. — Я отмеряю жизненные нити, следовательно, я определяю их приблизительную длину и расположение. Строго говоря, я не создаю Гобелен — это слишком сложное дело, и никто в одиночку с ним справиться не может, но я распределяю нити в соответствии с рисунком и слежу за тем, чтобы они составляли единое целое. Очень досадно, что смертные частенько обвиняют Судьбу в своих неудачах и никогда не отдают ей должное в случае успеха. Впрочем, мои возможности весьма ограничены. Общая картина определяется действующим соглашением между Богом и Сатаной — балансом между Добром и Злом, — а мы, остальные воплощения, просто стараемся как следует выполнять свою работу. Конечно, не было бы никакого вреда в том, что твой любимый остался бы в живых; предполагалось, что у него впереди долгая жизнь. Но нам пришлось поменять местами ваши нити — а потом уничтожить и твою, поскольку ты больше не числишься среди смертных, хотя они и не знают о том, что ты их покинула. Давай я тебе покажу.