Клетка - Елена Рейвен

— Мы оставим вас, — Косарев тянет Татьяну из палаты, и я занимаю её стул. По-прежнему молчу, молчит и Вася. Тишина словно сгущается вокруг нас, и, наконец, меня прорывает:

— Чем ты думала, садясь к нему в машину? — прикусить бы себе язык, но слова уже произнесены.

— Я решила, что это такси, — хрипло проговаривает девушка и тянет руку ко мне, перевернув ладонью вверх. Жест беззащитности, жест доверия, и я сжимаю её пальцы обоими руками, крепко, но не до боли. Хватит с неё и так боли. — Спасибо, Саша, — одинокая слеза собирается в уголке голубого глаза и медленно скатывается по бледной девичьей щеке. — Спасибо.

Двигаюсь на эмоциях, абсолютно перестав соображать. Подняв задницу со стула, я наклоняюсь над Васей и, обхватив лицо девушки ладонями, губами ловлю ещё одну слезу, а после рта её касаюсь своим. Почти невесомо, но оттого словно ещё более трепетно. Василиса делает судорожный вдох и прижимает свои губы теснее к моим. Считаю до пяти и отодвигаюсь, стараясь не слишком волновать и без того потрепанную нервную систему рыжей птички.

— Тебе нужно отдыхать, — сажусь обратно на стул.

— Ты останешься со мной? — просьба в словах и мольба в глазах.

— Да, хотя больше тебе ничто не угрожает. Всю эту богадельню накрыли гвардейцы. А коротышку сбил Косарь, когда мы уезжали оттуда.

— А Николай… — вижу, как страх поселяется в голубых глазах, и подавшись вперед, вновь сжимаю её ладонь.

— Если не словил пулю, то уже точно скручен и доставлен в СИЗО. Уехать он сто процентов не смог оттуда, я оставил ему сюрприз… — замечаю, как мелко задрожал подбородок девушки, и снова оказываюсь рядом, не спуская глаз с её лица. — Он ответит за всё, что сделал с тобой. Не только сегодня, но и десять лет назад тоже. Уж я об этом позабочусь.

С того страшного дня минула уже неделя. Большую часть этого времени я провожу в больнице, а сегодня меня выписывают и отправляют на домашнее лечение, предупредив, что нитки на шве сами собой рассосутся через десять дней. Саша, всё это время приезжавший каждый день в больницу, самолично теперь забирает меня в квартиру. На кресле-каталке вывозит на улицу и помогает сесть на заднее сиденье своего внедорожника. Тянется и пристегивает ремнем, чем вызывает у меня слабый стон.

— Прости, но лучше сзади, хотя, если ремень давит, можем отстегнуть его.

— Ты похож на наседку, — чуть кривлю губы в улыбке и стараюсь разрядить напряжение между нами после того поцелуя в палате. — Но мне нравится, — тут же добавляю, заметив, как мужчина поджал губы.

— Вижу, что тебе уже лучше, — комментирует Александр и всё же отстегивает ремень. — Думаю, удержишься и так.

Мамба открывает водительскую дверь и садится за руль, заводя мотор. Я помалкиваю, глядя в окно, пока он выруливает со стоянки клиники и дальше на МКАД. Лишь спустя пять минут ловлю его взгляд в зеркале заднего вида. Чуть улыбаюсь и снова поворачиваюсь к окну. С тех пор он ни разу не прикоснулся ко мне как к женщине, которую желают. Словно то, что случилось неделю назад, было умопомрачением для него или галюцинацией для меня после всего пережитого.

— Твоего отчима повязали в пяти километрах от места, где я забрал тебя, — внезапно произносит мужчина. — Он, конечно, будет отрицать своё присутствие в том притоне, но именно поэтому сейчас очень важно, чтобы Прокофьев не знал, где ты живешь.

— И что это значит?

— Я разговаривал с одним знакомым, у него дом под Королевом, туда и отвезу тебя на время, пока этого козла не посадят далеко и надолго.

— Не уверена, что это хорошая идея.

— У тебя нет выбора: до тех пор, пока судья не вынесет приговор, оставаться в твоей квартире опасно. И ещё: я сменил тебе сотовый и оформил новую сим-карту, — Саша протягивает смартфон назад, и я забираю его. — Этот номер знаю только я и Леницкая, потому что она настояла. Желательно, чтобы больше никто не узнал.

— Да кому мне звонить? — пожимаю плечами и тут же морщусь, когда повязка сдвигается на пару миллиметров.

— Я предупреждаю на всякий случай. Послушай, Вася, то, что случилось там, касается не только тебя. ФСБ уже давно разрабатывали эту банду, которая торгует на черном рынке органами людей. Большинство из них повязали, но остальные не оставят тебя в покое, потому что ты являешься живым свидетелем того, что там было. Поэтому, прошу, оставь свой скепсис и подумай сама. Твой отчим будет всё отрицать, а единственный человек в мире, который может связать его с преступлениями, — это ты.

— Ты серьёзно хочешь, чтобы я пошла в прокуратуру и рассказала, что из меня сделали героиновую проститутку-малолетку?

“Почему все мужики не думают дальше своего носа?” — ощущаю какое-то глухое разочарование от понимания, что и Мамба такой же, как остальные.

— Я не это имел ввиду, — тут же поправляется Александр.

— А что?

— Хватит и того, что он продал тебя в рабство, а после чуть не пустил на органы.

— Если спросят про рабство, узнают про “Антрацит”, а значит, и про всё остальное.

— Но это не доказывает, чем именно ты там занималась.

— Они всё записывали на камеры, Саша, — прикрываю глаза, устав спорить. — И стоит ментам только оказаться там, как все доказательства предстанут их глазам.

— Ты думаешь, что люди, которые платили такие бабки за присутствие в том месте, позволят держать на себя компромат?

— А ты думаешь, им всё рассказывают? — вздыхаю, вновь открывая глаза. — Это то же самое, что в клубе. СБ установили камеры во всех залах и випах, просто они не висят, как уличные, а прячутся в светильниках, зеркалах и даже шурупах, что держат стекла в душевых кабинках.

— Не может быть, — вижу в зеркале, как его глаза расширяются.

— Что? Ты позволил себе лишнее с Анжеликой? — слова вырываются неосознанно, и забрать их я уже не могу. Улыбка Ворошилова — словно укол в самое сердце.

— Может быть, — он не продолжает эту тему, за что я в какой-то степени благодарна, а меняет, переключая внимание на моё недовольное лицо. — Как ты?

— Болит, но уже не так, как было в начале.

— Хорошо, и мы почти приехали. Но тут слишком неровная дорога, поэтому потерпи немного, — и не успевает мужчина договорить, как машину встряхивает, и чем медленнее Саша едет, тем больше внедорожник качает на колее и ямах. Но в конце концов моим охам и болезненному мычанию приходит финал: автомобиль останавливается возле высокого деревянного забора. Мамба выходит, чтобы открыть ворота, а после возвращается и заезжает под навес. Мне же открывается вид на дом. Точнее, особняк.

— Ничего себе у тебя знакомые? — невольно вырывается у меня вопрос.

— Нравится? — в его глазах вопрос, но мне непонятно, что мужчина хочет услышать в ответ.

— Я бы тоже хотела жить в таком доме, и чтобы никого на полкилометра вокруг. Это, наверное, настигает всех, кто на работе окружен большим количеством людей.