Психология проклятий - Альма Либрем

— Добрый вечер, — стараясь заставить голос звучать уверенно, промолвила Котэсса.

— Добрый, — осклабился мужчина, опираясь плечом о дверной косяк. — Ты у нас кто?

— Гостья Элеанор, — ответила она как можно спокойнее. Увы, получалось не слишком хорошо; Котэсса не была трусихой, но от одной мысли, что она подвела профессора Хелену, становилось не по себе. Девушка даже как-то непроизвольно схватилась за шлейку своей сумки, будто бы готовясь к ничтожному побегу.

— Как мило, — протянул мужчина. — Как мило… — он повторил эту фразу, казалось, для пущего закрепления эффекта, но получилось наоборот. Котэсса сделала уверенный шаг вперёд, взгляд — вспыхнул, словно у той кошки, что была готова защищать своё место и сию секунду изодрать в клочья всех, кто только посмеет её погладить.

В голове скользнула дурацкая мысль, что Сагрону бы подобная строптивость показалась забавной.

— Вы что-то хотели? — наконец-то сухо спросила она. — Профессор Хелена была на кухне, насколько я знаю.

— Замечательно, — пожал плечами мужчина. — В таком случае, нас не услышат.

Бытовая магия, Небеса! Он казался в темноте просто громадным — подступил на несколько шагов ближе, протягивая руки. Котэсса отступила — почему-то пользоваться боевыми заклинаниями было совестно, по крайней мере, против супруга профессора Хелены. Она ведь не желала увидеть его побитым магией, верно? Или желала? Лучше так бы и сказала — но ведь предупреждала же не показываться ему на глаза…

Котэсса корила себя за глупость. Что ей стоило просто закрыть дверь и не волноваться о том, что кто-то может наведаться в гости? А теперь она словно в плену, как та дурочка, отступает к столу.

Отходить было уже некуда. Она упёрлась в столешницу, пальцы как-то безвольно скользнули по деревянной поверхности, чуть шероховатой. Ладонь правой руки непроизвольно покрепче сжала сумку.

— Как приятно, — протянул мужчина, — что у моей дочери появились привлекательные подружки…

Котэсса лихорадочно перебирала в голове боевые заклинания, что не причинили бы ему особого вреда, но заставили отойти раз и навсегда. Увы, но ничего толкового в голову не приходило, всё какая-то ерунда.

— Я вам настоятельно советую не заглядываться на подруг вашей дочери, — наконец-то выдавила она, — какими бы они вам привлекательными не казались.

— Очень зря, — покачал головой господин Ольи. — Ведь это и мой дом тоже.

Ну почему в голову не приходит ничего менее смертельного, чем "светлячок"?!

— Я — боевой маг, — предупредила Котэсса.

— Ой, моя жена — тоже, — покачал головой он. — Но разве она нам помешает?

Он уже подался вперёд, а Котэсса приготовилась атаковать волшебством посерьёзнее, тем, что первым придёт в голову, лишь бы только вырваться на свободу, как за спиной напевно прозвучали какие-то подозрительно знакомые фразы.

— Жодор, милый, — сладкий, нежный голос профессора Хелены казался обманчиво добрым. — Как я рада тебя видеть.

Что-то треснуло. Сквозь ткань штанов на свободу вырвался замечательный, с шипами, зелёный хвост.

Проклятье!

Котэсса вывернулась наконец-то из рук мужчины — уже не приходилось применять ничего запрещённого или смертельного, профессор Хелена сделала всё вместо неё.

— Простите, — выдохнула она, но женщине, вероятно, сейчас было не до студентки.

Котэсса вылетела из дома — и только тогда осознала, что прихватила сумку с собой. И правильно, как ещё ей спасаться, если не бегством? Её пустили в дом, а она посмела подвести его хозяйку, не смогла придумать ничего, что охладило бы пыль доцента Ольи прежде, чем он наконец-то позволит себе что-то лишнее, даже банальный шаг в её сторону.

Вернуться теперь она не могла. Но слёзы упорно не приходили — почему-то Тэсса хмыкнула особенно гордо, даже расправила плечи, вынуждая себя отбросить в сторону все лишние мысли, что только могли бы побеспокоить её.

Нет, она расстраиваться не будет. Профессор Хелена дала ей мудрый совет — и, в конце концов, если мужчины ведут себя подобным образом…

Значит, бить их надо их же оружием.

Котэсса уверенно расправила плечи. Нет, она не вернётся в дом к женщине, семью которой могла разрушить одним только присутствием. Но просто так сдаваться она тоже не будет. И ночевать на улице — ни за что.

В конце концов, наверное, Сагрон не просто так не выходил неделю из своего дома!

Вахте в общежитии попросту неоткуда было взяться посреди лета — поэтому Котэсса вошла внутрь совершенно беспрепятственно. В преподавательском крыле было довольно уютно; на доселе бывала только в студенческом, а там стены украшали узоры формул и ругательств, неистовое сплетение невразумительных фраз и мудрых изречений, вызубриваемых на историю магии и историю королевства в целом. Здесь — всё чисто, светло-серый оттенок краски, обновлённой, свежей — наверное, ремонт был сделан не позднее чем полгода назад. Тэсса осматривалась практически с удовольствием — в прошлый раз она так стремительно сбегала из Сагронова дома, что не заметила практически ничего, а сегодня наконец-то посчитала время вполне подходящим для того, чтобы обратить хоть немного внимания на окружающую среду.

Проблема всего этого была только одна — она понятия не имела, в какой именно из квартир стоит искать Сагрона. Бывала здесь прежде только один раз, да и то — в бессознательном состоянии, а теперь силилась вспомнить повороты да лестницы, по которым мчалась, все те лишние подъёмы да спуски. Внутри горел свет — без источника, просто словно его взяли и магией распространили повсюду, — довольно яркий, сильный, и девушка чувствовала себя хоть немного увереннее.

Воспоминания о Жодоре Ольи всё ещё отзывались каким-то уколом стыда, хотя в чём, собственно, была виновна Котэсса? Но если одно только присутствие её в доме уже повлекло подобные последствия, значит, просто не следовало соглашаться и жить в доме у Хелены и Элеанор настолько долго. Она сама виновата — позволила себе поверить в то, что без тёткиной комнаты, без родителей, без общежития как-то перетерпит это лето.

Оставался только Сагрон.

Она остановилось уже на десятом повороте, узнав картину — портрет одного весьма известного мага. Тот подмигивал ей, нанесённый масляными красками на холст, вот уже третий раз. Сначала Тэсса предполагала, что просто картина, изображавшая основателя, первого ректора НУМа могла быть повешена не в одном месте общежития, а едва ли не на каждом повороте, но в прошлый раз подметила один характерный мазок — картина была точно та же, что и тогда.

Заблудилась.

Она устало вздохнула. Да, болезнь отступила, да, ей помогли, но теперь — усталость вновь накатила волной и укрыла её — спрятала от всех остальных насущных проблем. Какая там блокировка, какая там Литория Ойтко — это ведь позор, ночевать в коридорах преподавательского дома… К тому же, что будет, если её застанут? Студентам, кажется, находиться здесь запрещено, по крайней мере, без сопровождения в виде преподавателя, а она — сидит под стеной, смотрит на первого ректора, что так ласково улыбается со стены…