Путешествия с Геродотом - Рышард Капущинский

Цель странствия — собрать новые сведения о стране, ее людях и их обычаях или удостовериться в уже имеющихся сведениях. Потому что Геродот не довольствуется чьими-то рассказами, он старается проверить, сопоставить услышанные версии, сформулировать собственное мнение.

Так и на этот раз. Он приехал в Египет через сто пятьдесят лет после смерти правителя страны Псамметиха. Геродот узнает (а быть может, услышал об этом еще в Греции), что Псамметиха более всего занимал вопрос: какие люди были самыми первыми? Египтяне думали, что они, но Псамметих, хоть и был царем Египта, все же сомневался. И велел он пастуху воспитать двух младенцев в безлюдных горах. Тот язык, на каком они произнесут свои первые слова, и укажет на самый старый народ на свете. Однажды дети, которым исполнилось тогда два года, были голодны; и произнесли они слово «бекос», что по-фригийски означало «хлеб». Тогда Псамметих объявил, что первыми людьми были фригийцы, а позднее появились египтяне; этим уточнением он заслужил себе место в истории. Исследования Псамметиха интересуют Геродота, так как они доказывают, что египетскому царю известен нерушимый закон истории, гласящий: возвысившийся будет унижен; не будь алчным, не рвись в первые ряды, будь умеренным и смиренным, ибо настигнет тебя карающая рука Судьбы, отсекающая головы гордецам, возвысившимся над другими. Псамметих хотел отвести эту опасность от египтян и переместил их из первого ряда во второй: фригийцы были первыми, а вы только после них.

Так я слышал от жрецов Гефеста в Мемфисе <…> и даже направился в Фивы и Гелиополь, чтобы установить, сходятся ли тамошние рассказы с мемфисскими. Итак, он путешествует, чтобы проверить, сравнить, уточнить. Слушает рассказы о Египте, о его размерах и рельефе, и комментирует: Мне показалось правдивым то, что жрецы рассказали о стране. У него на все есть свое собственное мнение, и в рассказах других он ищет его подтверждения.

Больше всего Геродота восхищает Нил, загадка этой великой и таинственной реки. Где его истоки? Откуда он берет свои воды? Откуда несет ил, дарующий жизнь этой огромной стране? Что до истоков Нила, то никто из египтян, ливийцев или греков, с которыми мне приходилось иметь дело, не мог ничего мне сообщить об этом. Он решает искать их сам, углубляется насколько возможно в Верхний Египет: Свои изыскания я распространил как можно дальше, так как я сам доходил до города Элефантины; начиная же оттуда, мне пришлось, конечно, собирать сведения по слухам и расспросам. Если плыть вверх по течению до города Элефантины, то местность круто повышается. Поэтому здесь нужно привязывать канат к барке с обеих сторон и тащить вперед, как быка. А если канат оборвется, то барку отнесет течением вниз. Расстояние же это составляет четыре дня плавания. Здесь Нил образует излучину наподобие Меандра. После еще двух месяцев путешествия и плавания вверх по Нилу прибываешь в большой город по имени Мерое <…> О дальнейшем же его течении никто ничего определенного сказать не может. Ведь страна эта безлюдна из-за сильного зноя.

Он оставляет Нил, тайну его истоков, загадку сезонного подъема и снижения воды, и начинает внимательно изучать египтян, их образ жизни, привычки и обычаи. Он отмечает, что нравы и обычаи египтян почти во всех отношениях противоположны нравам и обычаям остальных народов.

И внимательно, скрупулезно фиксирует:

Женщины у них ходят на рынок и торгуют, а мужчины сидят дома и ткут… Мужчины носят тяжести на голове, а женщины — на плечах. Мочатся женщины стоя, а мужчины сидя. Естественные отправления они совершают в своих домах, а едят на улице на том основании, что раз эти отправления непристойны, то их следует удовлетворять втайне, поскольку же они пристойны, то открыто. Ни одна женщина у них не может быть жрицей ни мужского, ни женского божества, мужчины же могут быть жрецами всех богов и богинь. Сыновья у них, если не хотят, не обязаны содержать престарелых родителей, а дочери должны это делать даже против своего желания. В других странах жрецы и жрицы носят длинные волосы, а в Египте они стригутся <…> Другие народы живут отдельно от животных, а египтяне — под одной крышей с ними <…> Тесто у них принято месить ногами, а глину руками… Половые органы другие народы оставляют так, как создала их природа, только египтяне и те народы, которые переняли этот обычай от них, совершают обрезание.

Далее и далее тянется подробный список египетских обычаев и привычек, которые приезжего издалека удивляют и поражают непохожестью, своеобразием и исключительностью. Геродот говорит: смотрите, эти египтяне и мы, греки, мы такие разные, но тем не менее так хорошо живем друг с другом (потому что в Египте тогда было много греческих колоний, население которых приязненно сосуществовало с автохтонами). Геродот никогда не возмущается и не осуждает непохожесть, а старается изучить ее, понять и описать. Своеобразие? Оно должно лишь подчеркивать единство, определять его жизненность и богатство.

То и дело он предается своему излюбленному занятию, если не сказать страсти. А именно пеняет своим сородичам за их спесь, высокомерие, убежденность в собственном превосходстве (это из греческого происходит слово «варвар», обозначающее говорящего не по-гречески, непонятно, бессвязно, а значит — низшего, худшего). Свою склонность кичиться греки привили позже другим европейцам, и как раз против нее борется Геродот на каждом шагу. В том числе и когда сравнивает греков с египтянами: он как будто специально поехал в Египет, чтобы там собрать материал и подтвердить правильность своей философии умеренности, скромности и здравого смысла.

Он начинает с фундаментального, трансцендентального вопроса: откуда греки взяли своих богов? Каково их происхождение? «Как откуда, — ответят греки, — это же наши боги!» «А вот и нет, — дерзко возражает Геродот, — наших богов мы взяли у египтян!»

Как хорошо, что все это говорится в мире, где нет еще средств массовой информации и все это слышит или читает лишь горстка людей. Если бы суждения Геродота вышли за границы узкого круга, его немедленно побили бы камнями или сожгли на костре! Но поскольку он живет в домедийную эпоху, то может спокойно сказать, что египтяне прежде всех ввели у себя всенародные празднества и торжественные шествия, а от них уже все это заимствовали греки. О великом греческом герое — Геракле: тому, что не египтяне от греков, а греки от египтян переняли имя Геракла, у меня есть много доказательств, в их числе и то, что родители этого Геракла — Амфитрион и Алкмена — оба были родом из Египта <...> Но Геракл — древний египетский бог <…> И как они сами говорят, семнадцать тысяч лет протекло с того времени, как из сонма восьми богов возникло двенадцать, одним из которых я считаю Геракла. Желая внести в этот вопрос сколь возможно больше ясности, я отплыл в Тир Финикийский, узнав, что там есть святилище Геракла. И я видел это святилище, богато украшенное посвятительными дарами<…> Мне пришлось также беседовать с жрецами бога, и я спросил их, давно ли воздвигнуто это святилище. И оказалось, что в этом вопросе они не разделяют мнения греков<…>

Что поражает в этих исследованиях, так это их светский характер, отсутствие sacrum и обычно присущего ему возвышенного, высокопарного языка. В этой истории боги не предстают чем-то недостижимым, безграничным, внеземным, дискуссия — абсолютно деловая, житейская — вертится вокруг темы, кто первый выдумал богов — греки или египтяне.