Путешествия с Геродотом - Рышард Капущинский

Оставим Томирис на покрытом трупами поле битвы. Томирис побежденную, но вместе с тем победившую, в отчаянии, но и торжествующую, Томирис — эту несгибаемую пламенную Антигону азиатских степей; я ставлю Геродота на полку, после чего начинаю просматривать последние сообщения с телетайпной ленты, которые корреспонденты «Рейтер» и «Франс-пресс» прислали из Китая, Индонезии, Сингапура и Вьетнама. Из них мы узнаем, что вьетнамские партизаны вступили в очередной бой с войсками Нго Динь Зьема (результат столкновения и количество жертв неизвестны); что Мао Цзэдун объявил новую кампанию: нет больше политики ста цветов, теперь во главу угла ставится перевоспитание интеллигенции, то есть тех, кто умет читать и писать (разве мог кто подумать, что это помешает в жизни), насильно сошлют в деревню, где, паша землю или копая оросительные каналы, они избавятся от либеральных стоцветочных иллюзий и познают настоящую пролетарско-крестьянскую жизнь; что президент Индонезии Сукарно, один из идеологов новой политики панча-шила[15], потребовал от голландцев покинуть его страну, их недавнюю колонию. Кое-что из этих сообщений узнать можно, но мне в них всегда не хватало контекста и чего-то такого, что можно назвать локальным колоритом. Легче всего мне представить профессоров пекинского университета, как они едут в грузовике, съежившиеся от холода, едут, сами не зная куда, и взоры их застит туман.

Да, Азия полна событий, и сотрудница, доставляющая в редакционные комнаты новостные распечатки, все подносит и подносит их мне и кладет на стол. Но со временем я замечаю, что мое внимание больше привлекает другой континент — Африка. В Африке, как и в Азии, тоже неспокойно: восстания, мятежи, перевороты и беспорядки. Но поскольку к Европе этот континент расположен ближе (единственная граница между ними морская — Средиземное море), голоса оттуда слышатся гораздо отчетливее.

Африка сыграла большую роль в мировой истории, изменив иерархию в мире. Новому Свету она помогла обогнать Старый и взять над ним верх — благодаря тому, что, предоставляя свою рабочую силу (а длилось это более трехсот лет), она умножала его изобилие и мощь. Потом отдавший много поколений самых лучших, самых сильных и выносливых людей, обезлюдевший и истощенный континент стал легкой добычей европейских колонизаторов. И вот теперь он пробуждается от летаргического сна и собирает силы, чтобы добиться независимости.

Я стал склоняться в сторону Африки еще и потому, что с самого начала Азия лишила меня уверенности в себе. Цивилизации Индии, Китая, Великой Степи оставались для меня гигантами, которые требовали всей жизни, чтобы хотя бы к одному из них только приблизиться, не говоря уже о том, чтобы хорошо его узнать. Африка же казалась мне более раздробленной, дифференцированной, состоящей как бы из великого множества миниатюр и благодаря этому легче уловимой, более доступной.

В течение долгих веков всех привлекала некая аура таинственности, окружавшая этот континент: словно в Африке должно быть что-то единственное, сокровенное, какая-то мерцающая, вороненая точка во тьме, до которой трудно, если вообще можно, добраться. И каждому, конечно, хотелось испытать себя, найти и открыть это таинственное нечто.

Та же проблема занимала и Геродота. Он пишет: сказывали ему люди из Кирены, которые отправились к оракулу Аммона, что завязали по случаю отношения с царем аммониев Этеархом (аммонии жили в оазисе Сива в Ливийской пустыне). Этеарх рассказал, что пришли к нему как-то насамоны (а народ это ливийский, живущий на Сирте[16] и в области, расположенной несколько далее на восток). По прибытии этих насамонов царь спросил, не могут ли они сообщить более точные сведения о Ливийской пустыне. Те ответили, что были когда-то у их вождей сыновья, отважные молодые люди. Возмужав, эти юноши придумывали разные сумасбродные затеи и даже выбрали по жребию пятерых из своей среды совершить путешествие по Ливийской пустыне с целью проникнуть дальше и увидеть больше всех тех, кто раньше побывал в самых отдаленных ее частях. На ливийском побережье Северного[17] моря <…> всюду живут ливийцы, а именно многочисленные ливийские племена <…> к югу от моря и этих племен полно диких зверей. Еще далее к югу от страны диких зверей земля песчаная, безводная и совершенно безлюдная. Итак, юноши, посланные сверстниками, отправились в путь с большим запасом воды и продовольствия. Сначала они шли по населенной местности, а затем, миновав ее, прибыли в область диких зверей, а оттуда, наконец, в пустыню, держа путь все время на запад. После многодневного странствования по обширной пустыне они снова увидели растущие на равнине деревья. Подойдя к деревьям, юноши стали рвать висевшие на них плоды. В это время на них напали маленькие, ниже среднего роста люди, схватили их и увели с собой. А языка этих людей насамоны не могли понять, и те, кто их вел, также не понимали речи насамонов. Юношей вели через обширные болота и наконец доставили в город, где все люди были так же малы, как и их сопровождающие, и тоже черного цвета. Мимо этого города протекала большая река, а течет она с запада на восток, и в ней были видны крокодилы.

Это отрывок из II книги Геродота — сообщение о путешествии в Египет. Читая его (текст составляет несколько десятков страниц), мы можем познакомиться с творческой лабораторией грека.

Как работает Геродот?

Он прирожденный репортер: он путешествует, смотрит, разговаривает, слушает, чтобы потом записать то, о чем узнал и что увидел, или просто для памяти.

Как он путешествует? Если по суше, то на коне, осле или муле, но чаще всего пешком, а если по воде, то на лодке или корабле.

Он один или в сопровождении раба? Неизвестно, но тогда каждый, у кого были средства, брал с собой раба. Раб нес поклажу, жбан с водой, мешок с провиантом, письменные принадлежности — свиток папируса, глиняные таблички, кисти, стило, чернила. Раб был товарищем в пути (трудные походные условия нивелировали классовые различия), поднимал дух, защищал, обращался к людям, расспрашивая о дороге. Мы можем представить себе, что отношения между Геродотом — пытливым романтиком, жадным до знания ради знания, дотошным исследователем мало кому нужных тем, и его рабом, который в пути должен был заботиться о делах земных, повседневных, бытовых, напоминали отношения между Дон Кихотом и Санчо Пансой, а их стороны — древнегреческим вариантом более поздней кастильской пары.

Кроме раба, в дорогу брали также проводника и переводчика. Поэтому команда Геродота могла состоять, не считая его самого, по крайней мере из трех человек. Но обычно к ним присоединялись попутчики.

В очень жарком египетском климате дорога легче поутру. Путники встают на заре, завтракают (пшеничные лепешки, фиги и овечий сыр, разбавленное вино — тогда пить было еще можно, ислам воцарится здесь только через тысячу лет), а потом отправляются в путь.