Смертельный удар - Александр Прозоров

После того как он переоделся, привел себя в порядок и, наскоро перекусив, собирался провести остаток дня и ночи накануне отплытия флота в спальне Юлии, к нему явился гонец от Ганнибала. Это был офицер его личной гвардии, такой напыщенный и гордый, что своим видом напомнил Федору королевского пажа. «Да, — не мог не отметить Чайка новых настроений „при дворе“, — все течет, все меняется».

Когда «паж» удалился, он с удивлением взял свиток, запечатанный личной печатью Ганнибала, и осмотрел его, ожидая очередных тайных инструкций. Ему казалось, что все детали операции они уже давно обсудили. На печати имелось изображение Ганнибала, которое теперь чеканилось на всех серебряных и золотых монетах, поступавших из Нового Карфагена. Однако, решившись сломать печать, Чайка обнаружил там дарственную на свое имение в Сицилии. Ему отходил изрядный кусок земли на побережье возле Панорма. А также вилла, принадлежавшая раньше кому-то из местных богачей, столь неразумно поддержавших римлян или сенат Карфагена. Место был ему, в общем, знакомо. Проплывал мимо неоднократно. Панорм лежал как раз на пути из Рима в Карфаген в обход западного побережья благодатного острова. Тот факт, что чуть дальше по берегу в одном дне пути располагался Лилибей, еще подвластный Карфагену и давший приют его военному флоту, Чайку не смущал. Более того Федор, невольно усмехнувшись, лишний раз убедился в безошибочном расчете Ганнибала, — едва получив дарственную и еще даже не увидев имения, он уже был готов драться за свою землю.

— Когда отплываешь? — тонкие руки Юлии обняли его сзади, а к спине прильнула теплая грудь.

— На рассвете, — пробормотал Федор, все еще стоявший в задумчивости у порога, — вот взгляни, что мне прислал благодетель.

Юлия, по-домашнему одетая в длинную белую тунику, перехваченную расшитым золотом пояском, взяла свиток и пробежала его глазами. Она уже отлично читала и писала по-финикийски.

— У нас появилось новое имение, — проговорила она с удовольствием, — не считая денег. Ганнибал ценит тебя, дорогой.

— И не маленькое имение, любовь моя, — невольно заметил Федор, вспомнив прилагавшиеся размеры, — земли там предостаточно, чтобы заниматься сельским хозяйством. В пять раз больше, чем здесь.

— Тогда я разобью там сад, — решила Юлия. А Федор, перехватив ее взгляд, догадался, что она мысленно уже обустраивает новое семейное гнездышко.

— Подожди, — поговорил он, обнимая девушку и увлекая за собой наверх, — займемся пока неотложными делами. Сад подождет.

* * *

Беспрепятственно покинув гавань Тарента — на волнах кое-где еще плавали крупные обломки от потопленных во время неудачного штурма римских судов, — караван направился в обратный путь к Сицилии. Рассеянно глядя на эти следы кораблекрушения и чистый горизонт, Федор жалел лишь о том, что не успел в этой суматохе толком пообщаться с сыном. Лишь разок прошелся с ним по городу и покатался на лошади. Бодастарт, несмотря на свой возраст, уже неплохо держался в седле. А когда видел, что отец смотрит за ним, то лез из кожи вон, чтобы показать все свои таланты. Он так сильно старался, что один раз едва не свалился с лошади на камни мостовой. Сейчас Федор вспоминал об этом с легкой грустью, — уже давно став отцом, он никак не мог принять участие в воспитании сына. Впрочем, по местным обычаям, он еще никуда не опоздал. Бодастарту еще полагалось проводить время на женской половине, и лишь через год он должен был начать осваивать премудрости военной жизни. Да и то лишь в случае, если того захочет отец, который мог решить судьбу сына иначе, сделав его купцом, например. Или поспособствовать, чтобы сына взяли в храм, сделав потом жрецом Баал-Хаммона. И хотя в каждом деле, особенно в жреческом, всем заправляли касты, при наличии связей это было возможно. Во всяком случае, так поступали в Карфагене, где не каждый отец делал своего сына воином. Хотя Бодастарту, сыну воина, ближе всего было именно такое будущее. И Федор ничего не имел против.

— Вот вернемся, — заметил вслух Федор, — там и решим.

— О чем ты? — уточнил Могадор, стоявший неподалеку.

Федор вновь совершал плавание на его корабле. Узнав о том, что предстоит военная операция с участием сицилийской эскадры, — и откуда он только получил сведения, не мог понять Федор, ничего не говоривший о новом задании своему знакомому капитану, — Могадор сам попросился участвовать в ней.

Поразмыслив недолго, Федор согласился. Могадор уже доказал ему свое умение вести морские сражения и, в отсутствие Бибракта с его «Агригентом», Чайка не видел ничего плохого в том, чтобы сделать флагманом сицилийскую квинкерему. Так что, когда все было готово к отплытию, он вновь поднялся на борт спешно отремонтированного корабля. Эта квинкерема носила название «Ликс», что привлекло интерес Федора еще, когда он впервые поднялся на нее. Название словно предрекало долгие путешествия, хотя в душе Чайка надеялся вернуться раньше, чем приказывал Ганнибал. Очень уже хотелось пообщаться с семьей.

— Не бери в голову, — отмахнулся Чайка и, постепенно входя в роль наварха, суровым взглядом обвел следовавшие за ним из Тарента корабли. Всего в это плавание отправилось двенадцать квинкерем и пятнадцать триер. Даже больше, чем Ганнибал рассчитывал отправить сначала. В Мессане флот должен был пополниться еще пятью триерами. А кроме того, в последний момент Ганнибал вспомнил о Сиракузах.

— Можешь заглянуть на денек к Ферону, — скорее посоветовал, чем приказал Ганнибал во время последнего разговора на эту тему, — все равно по пути. Он сильно ненавидит римлян и, думаю, согласится отправить с тобой еще одну эскадру. А может быть, даже сам поучаствует.

Новый тиран опять оказался прозорлив. К удивлению Чайки, ему даже не пришлось отклоняться от курса. На подходе к проливу, когда уже показался Регий, они встретили большую эскадру сиракузян под командой самого Ферона, и Чайка смог сделать ему предложение, не посвящая греческого наварха во все детали. Надо сказать, посвящать было особенно не во что. Чайка собирался действовать по наитию, благо маршрут был проложен самим Ганнибалом.

— Сам не могу отплыть с тобой, — ответил бывалый вояка на это предложение, — меня ждут дела в Сиракузах. Нынче у нас неспокойно, со дня на день ждем вторжения… карфагенян. Но то, чем ты собираешься заняться, дело стоящее. Давно пора потрепать римский флот под носом у сената. Так что я, пожалуй, отправлю с тобой семь триер под командой Евсида.

На том и порешили. Семь остроносых греческих триер примкнули к каравану финикийцев, пополнив «быстроходную» часть до двадцати двух единиц, А вновь оказавшись в Мессане, Федор экспроприировал у местного коменданта помимо пяти заранее оговоренных триер — показав ему приказ главнокомандующего, — еще две квинкеремы. Дело намечалось большое. В итоге остров покидал довольно внушительный флот. А комендант остался еще и без своего лучшего флотоводца, корабль которого представитель Ганнибала избрал своим флагманом. Но комендант был не в обиде. Зато в лице Федора и через посредство Могадора у него появился выход на самого тирана, и потому комендант расценил возможную потерю двух квинкерем как повод, чтобы заслужить внимание Ганнибала.