Леди в озере - Лаура Липман

Ткани были не единственным товаром, который ей хотелось купить в «Стор Лимитед». Хозяйка магазина, Бетти Кук, к тому же изготавливала изумительные украшения, серебряные и очень простые – изящные линии, драгоценные камни использованы либо скупо, либо их нет вообще. Но стоили они очень дорого. Будущее с его элегантными обтекаемыми формами. Мэдди хотелось подстричься как можно короче, но Ферди стал бы против этого возражать. Ничего, у нее еще будет время сделать короткую прическу. И не будет же он возражать против того, чтобы она проколола уши.

Сидя на пожарной лестнице, он пощупала мочки, вытянутые от долгих лет ношения тяжелых клипс, некоторые из которых, вероятно, были ценными. Большую часть украшений она оставила в доме в качестве жеста доброй воли. Но, возможно, это привело Милтона и Сета к неверным выводам, возможно, они оба злы на нее, поскольку считают, что ей вскоре надоест странный эксперимент и она вернется. Правда, покидать Сета вообще никогда не входило в ее намерения. Она полагала, что тот захочет разделить ее новую жизнь. Учитывая опыт своей попытки продать помолвочное кольцо, она не станет пытаться выяснить, сколько сможет выручить за те старые вещицы. Но ей хотелось проколоть уши. Она поискала в справочнике и нашла ювелира в Пайксвилле, который сделает это так, чтобы это вошло в стоимость четырнадцатикаратных серег, поскольку придется носить только такие, легкие серьги, пока уши не заживут.

Из Пайксвилла Мэдди поехала прямо в «Стор Лимитед», чтобы полюбоваться на творения Бетти Кук, которые были ей не по карману. Продавщица, запомнившая ее после предыдущего визита, принесла новые рулоны тканей «Маримекко».

«Право же, мне не стоит это покупать», – сказала себе Мэдди.

Среди тканей была одна с черно-голубым цветочным рисунком, идеальным для ее волос и глаз. Она купила шесть ярдов этой материи, затем нашла выкройку платья с лямкой на шее, такого простого, что она могла бы сшить его сама, если бы под рукой имелась швейная машинка. Но машинка тоже осталась у Милтона. И ей не хотелось просить его. Не хотела от него ничего, кроме денег.

Она купила яблоко в небольшом продовольственном магазинчике, находящемся напротив «Стор Лимитед», погуляла по изгибающимся дорожкам Кросс-Киз, рассмотрела здешние полуособнячки и многоквартирные дома. И в конце концов оказалась у теннисного клуба. Что было бы, если бы Милтон не занялся теннисом и не привел в их дом Уолли Вайса? Тогда Мэдди, вероятно, не съехала бы из дома, во всяком случае, тогда. А если она не съехала, ее мать не позвонила бы ей в тот день насчет поисков Тэсси Файн, и она бы не нашла ее тело. Мэдди понимала – думать, что тогда Тэсси Файн никогда бы не нашли, было бы логической ошибкой, но ее точно не нашли бы именно в тот день, поскольку в то место поисковая партия не добралась. Так что Мэдди сделала кое-что важное. И сама она важна. Даже если никто об этом не знает.

И теперь, когда она сделала важное дело, ей хотелось продолжить. Она желала кем-то стать, оставить след. Желала изменить мир. Быть матерью Сета недостаточно. Даже если он станет первым евреем, которого изберут президентом США, или врачом, который изобретет лекарство от рака, его достижения не помогут ей исполнить отчаянное желание. Ей нужно иметь что-то свое, что-то помимо Ферди и спальни, чьи окна выходят на собор.

Возможно, она смогла бы поговорить с тем малым, который это сделал. Нет, не поговорить, а списаться. Ей бы хотелось его понять, понять о нем то, что полиции, кажется, неважно. Написать ему письмо, сделать так, чтобы он доверился ей, сообщить, что между ними имеется связь – тело Тэсси Файн.

По пути обратно в свою квартиру она вышла из автобуса за две остановки до своего дома и зашла в писчебумажный магазин на Чарльз-стрит.

Она вынесла коробку с почтовой бумагой на пожарную лестницу, несмотря на тусклый свет и прохладный ветерок. Простая кремовая писчая бумага, никаких монограмм. Да и какие она могла бы использовать инициалы? Составив в блокноте несколько черновых вариантов, она наконец своим красивым размашистым почерком написала чистовик письма.

Уважаемый мистер Корвин!

Я Мэдлин Шварц, женщина, которая нашла тело Тэсси Файн. Хорошо это или плохо, но из-за этого я чувствую, что между мною и вами есть связь. Вы последний, кто видел ее живой. Я – первая, кто увидел ее мертвой.

Она дошла до главного почтамта на Файетт-стрит, чтобы письмо доставили как можно быстрее. И отметила про себя, что следственный изолятор находится ближе к дому, чем почтамт. Могут ли арестанты видеть то, что происходит в городе? Смотрит ли кто-то из них на нее сейчас?

Ей даже не пришло в голову, что он может не захотеть написать ей ответное письмо, потому что мужчины почти всегда делали то, чего Мэдди от них хотела. Почти всегда.

Первое письмо приходит вместе с ее фотографией. Похоже, симпатичная дама. Хочет узнать мою версию событий. Ей интересен я. Я.

Знаете, на самом деле я ведь не сознался. Как они меня арестовали, просто перестал говорить. Что бы я им сказал? Аквариумный песок и информация, что она заходила в магазин – что тут еще скажешь? Я сказал, что больше не буду говорить и, когда мне наконец разрешили позвонить, не стал тратить звонок на адвоката. Я позвонил моей ма, зная, что она захочет обо всем позаботиться. Она сказала, что я дурак, но я к этому привык. И утром того дня, когда все произошло, она сказала, что я дурак. Говорила почти каждый день.

Но она так не считает. Просто ма легко раздражается. Она нервная. Ей надо принимать таблетки. У нее была тяжелая жизнь, ведь мой отец ушел, и ей приходилось воспитывать такого мальчика, как я. У меня мало что получалось хорошо. Мне бы хотелось, чтобы я мог вам сказать, что я люблю мою работу в магазине, что мне нравятся рыбки и змеи, потому что, наверное, умный человек ответил бы именно так. Владельцу магазина нужен был кто-то такой, кто мог бы работать по субботам, потому что по субботам торговля в магазине идет хорошо. Евреи – не единственные люди, которые покупают рыбок и змей, сказал он. Я не смогу держаться на плаву, если мой магазин не будет открыт по субботам. К тому же все будут знать, что ты не еврей.

Не знаю, что это значит – быть непохожим на еврея. У меня рыжие волосы, голубые глаза и очень светлая кожа, хотя веснушек нет. Наверное, вы могли бы предположить, что я ирландец, но вообще-то у нас испанская фамилия[58], хотя мы, ясное дело, не испанцы. Ма говорит, что на самом деле рыжих ирландцев не так уж много, просто ирландцы чаще бывают рыжими, чем люди других народов. Ма умная. Поэтому-то и раздражается на меня. Я не могу ее за это винить.

Нет, я не тупой и не умственно отсталый, просто не такой умный, как ма, а она очень умная. Будь она мужчиной, она могла бы стать тем, кем захотела. Но вместо этого вышла замуж за человека, который был недостаточно хорош для нее, за лодыря, бросившего нас, когда я был маленьким. Это еще одна причина, почему я ответил той даме, которая написала мне письмо. Хотел показать ей, что я не идиот. К тому же дама просто взяла и написала мне; что тут такого. Я не знал, что она покажет мое письмо кому-то еще.