Медаль за город Вашингтон - Александр Михайловский

Там он познакомился с моим родным отцом, Миком Маколеем. Мик был уроженцем Норфолка, и в 1862 году в отпуске по ранению он решил навестить родителей, а заодно и невесту, Дженни Доу. Через неделю они поженились, а еще через три дня в город вошли янки.

Договоренности о сдаче Норфолка включали в себя гарантии неприкосновенности для жителей города, равно как и отсутствие любых репрессий против них. Но на следующий же день было объявлено, что «все предатели, служащие либо служившие в вооруженных силах так называемых Конфедеративных Штатов Америки, обязаны в течение 48 часов сдаться военным властям. Те, кто это не сделает, равно как и те, кто будет их укрывать, будут сурово наказаны».

За отцом пришли в тот же день, несмотря на то что прошло всего шесть часов после прокламации. Его, равно как и всех тех, кто сдался и кто не сдался, отправили на Пойнт-Лукаут. Родителей же его арестовали «за недоносительство» и заключили – без предъявления формальных обвинений – в Старую тюрьму в Вашингтоне, где они вскоре умерли от начавшейся там эпидемии.

На Пойнт-Лукауте все пленные жили в палатках, и смертность холодной зимой 1864/65 годов была огромной. Умерли четверо из тех, кто жил в одной палатке с Биллом. В канун Рождества 1864 года, когда сквозь дыры в материале палатки веяло могильным холодом, умер и Мик. Перед смертью он попросил Билла Льюиса, с которым он успел сдружиться, навестить его родителей и жену в Норфолке. О том, что родителей арестовали и что их уже не было в живых, а Дженни за те три дня успела забеременеть и в 1864 году родила меня, он так и не узнал.

Билл вышел на волю лишь в 1867 году. О карьере морского офицера можно было забыть; он устроился работать в мастерскую по обслуживанию паровых двигателей. Хозяин мастерской был другом семьи и через три месяца отпустил Билла на неделю в Норфолк. Найти мою мать оказалось непросто – дом ее родителей был конфискован военными властями, и она поселилась у портнихи в порту, где и работала за еду и ночлег.

Узнав о смерти мужа, она сказала мертвым голосом:

– В ночь на Рождество в шестьдесят четвертом он мне приснился. Сказал, что его больше нет в живых, и просил прощения, что не сможет обо мне позаботиться. А потом ушел и ни разу не обернулся.

– Именно в ту ночь он и умер, – кивнул Билл. – Царствие ему Небесное…

А на следующий день мама объявила мне, что «у тебя будет новый папа» и что через месяц будет свадьба, а потом мы переедем в Аннаполис. Как ни странно, я запомнил это на всю жизнь – ведь на следующий день мне сообщили, что мама моя умерла. Как мне совсем недавно рассказал папа, ее нашли мертвой в рощице недалеко от места, где находился лагерь солдат черного батальона. Во время Реконструкции в Норфолке это не было редкостью – женские трупы появлялись там достаточно часто, а военные власти отказывались расследовать подобные «недоразумения».

Меня портниха сразу же выселила – мол, зачем ей лишний рот, да и комнату она может сдать кому-нибудь другому. И я в свои пять лет прибился к стае таких же бездомных детей. Мне еще повезло, что их предводителем был сын близкого друга моего отца. Каким-то чудом меня там нашел Билл, который вместо свадьбы угодил на могилу невесты. Я не рассчитывал, что он меня возьмет с собой – я был теперь ему никем, – но он лишь сказал:

– Собирайся, Томми. Поедешь со мной.

Так я и оказался в Аннаполисе. Папа – именно так я называл Билла – кормил меня, заботился обо мне, даже отдавал последние деньги на мою школу. Когда я попытался протестовать, он мне лишь сказал:

– Каждый родитель хочет, чтобы его сын выбился в люди.

– Но я тебе не родной…

– Теперь ты мой сын, и этим все сказано. Тем более что твой настоящий отец был моим лучшим другом.

Вскоре он открыл свою собственную мастерскую по ремонту повозок и экипажей, и я ему помогал в свободное от учебы время. А раз в месяц он куда-то уезжал на неделю. Куда, я мог лишь подозревать – однажды я случайно услышал его разговор с незнакомым мне мужчиной:

– Я бы отправился на Кубу хоть сейчас, но на кого я сына-то оставлю? Так что ты поезжай, а я пока буду держать форт на случай, если что-нибудь начнется.

– Да что может начаться? Мэриленд же на хорошем счету.

– Никогда не знаешь…

В тот же вечер он мне сказал:

– Если, пока меня нет, что-нибудь случится, отправляйся в Миллерсвилл – ты знаешь, где это?

Я кивнул.

– Спросишь там, где почта, и скажешь Джорджу Миллеру – так зовут почтмейстера – что хочешь послать письмо в Норфолк мистеру Джонсону. Он тебе скажет, что делать.

А сейчас именно это случилось. Я подумал, что нужно будет подождать, пока вся основная масса людей пройдет в центр, чтобы уйти незамеченным. Но в дверь начали барабанить. Натянув на себя рубаху и штаны, я сунул ноги в сапоги и открыл дверь. Там стояли пятеро негров в синей униформе, у одного из них я увидел нашивки сержанта.

– Ты кто?

– Томми. Томми Льюис.

– Где твои родители?

– Мама умерла, а папа уехал – срочный заказ.

– А сестры у тебя есть?

Я удивился, про братьев они не спрашивали. Но честно ответил, что ни братьев, ни сестер у меня нет.

– Деньги где?

Деньги были в тайнике, а на расходы мне отец оставил небольшую сумму мелочью. Я их и передал сержанту, тот недовольно скривился:

– Это все?

– То, что отец мне дал, когда уехал.

– Ладно, потом вернемся и поищем, – и он плотоядно усмехнулся. – Закрывай дверь, пока живой. И не выходи на улицу.

Через пару минут я услышал выстрел, а затем пронзительный женский визг – причем мне показалось, что визжали как минимум две женщины и что в одной я узнал по голосу Джойс Керр. Так звали дочь папиного соседа-фермера. Мы с ней были одногодками и учились в одном классе, и, когда мы ходили в школу, я носил ее учебники и тетради. Она мне очень нравилась – хрупкая, темноволосая, и как мне казалось, настоящая красавица. Я схватил топор, висевший на стене, и побежал через заднюю дверь на соседний участок.

Мистер Керр – точнее, то, что от него осталось, после того как пуля снесла ему полголовы, – лежал на земле. Рядом один из негров, только что приходивших ко мне, держал за волосы миссис Керр, а во рту у нее торчала тряпка. Юбка у женщины была задрана, и сержант со спущенными штанами пытался пристроиться к ней сзади. Джойс держали двое негров в синей униформе, а третий срывал с нее одежду, приговаривая:

– Заткнись, белая мразь! Будешь себя хорошо вести, останешься в живых. Понятно тебе?

Шансов у меня не было никаких, но я все же набрался храбрости, выскочил из кустов и ударил сержанта топором по голове. Тот упал, а я каким-то образом изловчился перерубить горло тому, кто держал миссис Керр, и переключился на того, кто раздевал Джойс. К счастью, и этот не ожидал нападения, поэтому – и откуда у меня взялось столько силы в руках? – и его голова повисла на лоскутке кожи.