Метаморфозы родительской любви, или Как воспитывать, но не калечить - Ирина Млодик

Просьба и ответное «спасибо, сынок» позволят старшему почувствовать себя хорошим, важным, не обязанным заслуживать любовь, свободным от долга и ответственности, несвойственной его возрасту, положению и роли. Он с большей готовностью и желанием сделает то, что выбрал, а не вынужден был сделать, даже если ему это не очень хотелось. У него будет меньше агрессии и подавленного чувства несправедливости, от этого и младшему ребенку будет легче жить. Каждый из них сможет оставаться ребенком, занимать свое адекватное место в семье и, вырастая, взрослеть естественным образом.

Традиционная, часто встречающаяся, к сожалению, инверсия для семей в нашей стране. Матриархальная послевоенная семейная субкультура создала такое явление, как российская бабушка. Это была, как правило, сильная женщина, травмированная военным или послевоенным бедственным временем, с его опасностями, голодом, непредсказуемостью, тяжелой работой, от которой зависело выживание. Это женщина, привыкшая на своих плечах выносить невыносимое, справляться со всем в отсутствие какого бы то ни было мужчины рядом. Работоспособность, сверхконтроль, тревога, часто доходящая до паранойи, отсутствие в прошлом благополучия, стабильности, нормального детства, радости, достатка – вот традиционное наследие того времени.

Эти женщины, с одной стороны, будучи лишенными в детстве всех детских благ, хотели дать все лучшее своим детям и внукам, с другой – не видя в своем прошлом ничего, кроме страданий, тяжелой работы, тревоги за будущее, голода и лишений, подсознательно считали, что и жизнь нынешних детей и внуков должна быть такой же. Поэтому такие бабушки привычно давали детям и внукам много тревожных посылов про будущее («жизнь тяжелая, а как ты хотел»), поощряли в них и даже насаждали привычку к тяжелому и упорному труду, не могли переносить, когда ребенок просто долго отдыхает или радуется, старались все равно лишать чего-то или значительно ограничивать в удовольствии тех, кого они воспитывали.

Такие бабушки начинали активно конкурировать за роль родителя со своими детьми, когда у них рождались внуки. Часто с согласия всей семьи бабушка оставляла все свои социальные дела и бралась «сидеть с внуками», пока родители на работе, наполняя свою жизнь дополнительным смыслом, чувствуя себя важной, успокаиваясь от востребованности.

В советские времена выбор между плохим детсадом и хорошей, любящей бабушкой легко решался в сторону последней. В этом, безусловно, были свои значительные плюсы, но были и минусы. Минусы в том, что у родителей уменьшалась возможность учиться быть родителями, а бабушки активно замещали их, оттесняя с этого важного места.

Постепенно бабушка все больше захватывала власть в семье, для всех определяя, как им жить. Часто вместо того, чтобы помогать молодой матери становиться хорошей взрослой матерью, она начинала с ней конкурировать, радуясь, если ее решения и предложения оказывались верными или если ребенок высказывал к бабушке более глубокую привязанность. От этого власть бабушки и ее самооценка все больше укреплялись, а самооценка родителей – матери и отца ребенка падала. Постепенно такая бабушка могла вообще оттеснить молодых родителей от воспитания, а те, не имея сил и смелости ей противостоять, шли на это соглашение, все больше проигрывая в родительской конкуренции.

Далее бабушка, как правило, все больше вмешивалась в дела семьи, в бытовые, финансовые и даже супружеские отношения. Бабушка – мать матери часто становилась фигурой, способной разрушить женско-мужские отношения и вытеснить мужчину своей дочери, подсознательно желая быть «владычицей морскою», единственной, кто владеет и управляет в семье. Она уверена, что значительно лучше, чем отец ребенка, справится с родительской ролью. Надо ли объяснять, насколько медвежью услугу она таким образом оказывала как своей дочери, оставив ее без мужа, так и своим внукам, оставив их без отца.

А уж если к тому же она начинала заниматься подавлением мужского в мальчике, в своем внуке, то от такой символической кастрации мужчины в доме и всего мужского, даже не подавленный, а раздавленный бабушкой и матерью мальчик, живущий рядом с обесцененным и раскритикованным отцом, рисковал стать только «хорошей девочкой», со всеми последующими проблемами начиная с подросткового возраста и дальше.

Совершенно понятно, что это происходило не от злобности характера или жестокости намерений таких бабушек, но исключительно из их собственной травмированности жизнью, неосознанности и явного желания сделать всем «как лучше». Но неосознанность их собственных мотивов и намерений в итоге приводила к тому, что все происходило совсем не так, как ожидалось, но вот ответственность и вина за это возлагались бабушками на самих детей и внуков, хотя их возможности противостоять таким сильным женским фигурам при малозначимом отце с самого начала стремительно приближались к нулю.