Ах, эта волшебная ночь! - Алина Кускова

– Он сейчас уйдет делать предложение руки и сердца.

– Уже?! Как?! Почему? И что я должна буду ему ответить?! Я его совершенно не люблю!

– А он не вам пойдет его делать, а вашей подруге.

– Правда?

– Вы удивлены?

– Нисколько. Просто это несколько неожиданно.

– А чего вы ждали?

Он подошел к Анжеле настолько близко, что она слышала биение его сердца. Толстый свитер приглушал волнующие звуки, но и без этого Анжела понимала, что сейчас произойдет нечто невероятное. Впрочем, на это она надеялась, когда смотрела, как Крылов рубит дрова. Он действительно приблизил свое лицо к ее глазам и поцеловал их. Потом мягко поцеловал нос. Следующими должны были стать губы. Но он отстранился, чтобы поглядеть на реакцию девушки. Анжела на всякий случай закрыла глаза, чтобы не выдавать, насколько ей приятны его прикосновения. И только тогда Алексей поцеловал ее губы. Голова закружилась, ноги подогнулись, но Крылов крепко обхватил Анжелу за талию и удержал.

Почему так происходит только тогда, когда целуют губы? Почему она не разволновалась, как пятнадцатилетняя девчонка, когда он целовал ее в нос?! Нос – не эрогенная зона? Но какая тут эротика на отдельно взятом участке посреди снега и зимы! И Аполлинарий смотрит! Анжела открыла глаза. Аполлинария не было. Зато к ним, перепрыгивая сугробы на собственном участке горным козлом, спешил Константин Бенедиктович.

– Проверил! – крикнул он им издали.

Анжела отскочила от Крылова.

– Евгений спит! Сережа бастует дальше! Все хорошо. Вы без меня скучали?

Он остановился перед ними и отдышался.

– Сейчас я вам, молодежь, расскажу, как правильно готовить барбекю!

Константин подхватил Анжелу и Алексея под локти и повел к дому.

В это время Аполлинарий нашел Юлю в беседке. Она дремала под пледом, устала, бедненькая.

– Юлечка, – начал он торжественно. Плед шевельнулся. – Ты должна меня сегодня выслушать.

Голова под пледом кивнула.

– Я долго думал. Нет, конечно, ты можешь сказать, что три дня – это недолго, но я заверяю тебя, дорогая, что понял это с первого раза! С первого взгляда то есть!

Плед колыхнулся.

– Юлечка! Молчи, молчи, ничего не говори, а то я собьюсь. Значит, так, я не помню всех слов любви, но скажу, что люблю тебя. Люблю до такой степени, что согласен на тебе жениться. Нет, это как-то не так звучит. Согласен, словно это ты навязываешься мне замуж. Или жениться? Запутался. Давай сначала!

Голова под пледом кивнула.

– Юлечка, у меня уже есть сын и горький опыт! Я думал, мое сердце ожесточится, и оно сначала ожесточилось, но потом приехала Аделаида и всколыхнула… Нет, всколыхнула не она, а ты. Юлечка, я немолод, нехорош собой, не слишком умен, у меня масса недостатков…

– Недостаток у тебя один: ты дурак.

– Что? – опешил Аполлинарий.

– Аполлинашка, ты дурень, – повторил Бенедикт Аполлинарьевич, высовывая из-под пледа лукавую физиономию. – Разве так признаются в любви девушке?

– Дед! Что ты здесь делаешь под Юлиным пледом? Тебя опять забыли?!

– Эхма, – покачал головой тот. – К чему мне ваши воспоминания? Вот если бы меня помнила одна девушка… Я тогда собирался ей сказать: «Наденька, я люблю тебя больше жизни, давай поженимся!»

– А почему не сказали? – спросила Юля, зашедшая в беседку за скатертью.

– Молод был и глуп, – вздохнул старик. – Вот и не сказал.

– Юля, – смутился Аполлинарий, – если ты слышала, что я говорил…

– Нет, я не слышала, – пожала плечами Юля. – А должна была?

– Ни в коем разе! – разволновался дед. – Иди, Юленька, иди в дом. Мы сейчас придем.

– Мне очень нужно с ней поговорить, – тоскливо пробормотал Аполлинарий вслед Юле.

– Так лишние слова тут не нужны, – пробурчал дед. – Они только отвлекают от сути. Нужно поговорить? Так прямо и скажи, что любишь больше жизни и хочешь жениться!

– Дед, а почему ты не сказал?

– Не хотел мешать ее, как это сейчас говорят, карьере. А твоя ничего, симпатичная девчонка. Только уж худая, ты ее корми лучше. У нее небось денег, в отличие от нашей миллионерши, совсем нет. А мне миллионерша больше нравится! Она Наденьку напоминает. Наденька такая же была рыжая и шустрая. Ох, наведет она здесь бардака, поломает судьбы, чует мое сердце.

– …Барбекюшница должна быть недешевой, – провозгласил покорным слушателям Константин Бенедиктович, проходивший мимо беседки. – Отец, тебя опять забыли? А, ты здесь, Аполлинарий! Давайте, мальчишки, берите кресло с дедом и волоките в дом.

– Чего меня волочь, я сам дойду, – пробурчал дед. Аполлинарий помог ему подняться. – Или, – дед хитро подмигнул, – барышня поможет.

Анжела кивнула. Ей старик очень нравился. Она словно нашла родственную душу, которая так же беспардонно обманывала Пародонтовых. Дед плутовал, когда прикидывался спящим и немощным. Зачем ему было это нужно, она не знала.

На двор опустилась скорая зимняя ночь, и все собрались в гостиной у Крылова.

– Значит, так, дорогие близкие, друзья и приятели, – торжественно провозгласила Клементина, стоя посреди гостиной Крылова. – Сейчас я сообщу вам важную весть!

Анжела поняла, как именно душа уходит в пятки. Всё, это финал. Заработал телефон, Клементина позвонила родственникам в Урюпинск, и те дали подробное описание настоящей миллионерши. Что делать? Она к этому совершенно не готова! Эх, нужно было оставаться в своем гламурном прикиде, чтобы гордой королевой покинуть это пристанище пороков. Каких пороков? Порок один – это она. И Юлька… подругу жалко, она влюбилась.

– …Адочка, ты согласна? – второй раз обратилась к ней Клементина. Все поглядели на Анжелу.

– Кто? Адочка?

– Да, ты, Адочка, согласна со мной?

Адочка – значит, еще не все потеряно. Но Анжела не знала, с чем соглашаться, прослушала.

– Я говорю, что мы не будем пить чай, – повторила для особо непонятливых Клементина.

– А что будем пить – кофе? – пролепетала Анжела.

– Кофе на ночь вреден, – безапелляционно заявила Клементина. – Мы не будем пить чай у Алексея! Извини, дорогой друг, но у тебя даже новогоднего аксессуара нет. Где елка?

– Я подумал, – развел руками Крылов, – зачем мне она?

– Вот, – усмехнулась Клементина, – а мы подумали иначе. Правда, Адочка? – Анжела кивнула, не понимая, к чему та клонит.

– М-да, соответствующая случаю торжественная обстановка в некотором роде должна прилагаться к интерьеру, – согласился с сестрой Константин Бенедиктович.