Утробный рык дракона - Владимир Контровский

Над чем только не ломали голову военные инженеры, подгоняемые почуявшими запах жареного генералами и вождями Третьего Рейха!

Сверхтяжёлые танки и танки радиоуправляемые; планирующие бомбы и многоствольные миномёты; ракеты и реактивные истребители; «шнорхели» для работы дизелей субмарин в подводном положении, на перископной глубине, и «истинно подводные» лодки Вальтера с энергетической установкой на перекиси водорода, способные переломить ход битвы за Атлантику; самонаводящиеся акустические торпеды и торпеды, управляемые человеком (в отличие от японцев, немцы отнюдь не торопились ступить во врата Валгаллы, и поэтому их «биберы» представляли из себя своеобразную этажерку: к верхней торпеде, на которой сидел прикрытый прозрачным колпаком водитель, подвешивалась нижняя, боевая).

Были и вовсе экзотические проекты – вроде электромагнитных пушек для метания тяжеленных снарядов через Ла-Манш или даже пресловутых «Х-лучей», якобы способных останавливать в воздухе моторы вражеских аэропланов и тем самым прикрыть территорию Германии от опустошительных воздушных налётов.

Кое-что из этого обширного и далеко не полного списка применялось в деле с той или иной степенью эффективности, кое-что не вышло из стадии опытных образцов, а что-то так и осталось прожектами на бумаге – на всё не хватило ни времени, ни возможностей.

Самым известным образчиком «Wunderwaffe» стали ракеты «Фау-1» и «Фау-2». Если первые по скорости и высоте полёта почти ничем не отличались от обычных самолётов (англичане довольно скоро отыскали противоядие и сбивали «фау-первые» истребителями и зенитками), то вторые падали на головы обитателей Британских островов громом среди ясного неба – неожиданно и неотвратимо.

Но и это оружие скорее можно было отнести к разряду психологического (с военной точки зрения куда более полезными оказались фаустпатроны, успешно поджигавшие и советские «тридцатьчетвёрки», и американские «шерманы») – ну развалили десяток-другой строений на английской земле, ну пошатнули веру островитян в собственную недосягаемость… Тысяча килограммов взрывчатки в ракете «Фау-2» – величина, конечно, впечатляющая, но отнюдь не ошеломляющая. Вот если бы к какой-нибудь из этих ракет была привинчена атомная бомба…

Однако в длинном перечне «чудо-оружия» места для неё не нашлось.

Германское военное руководство почему-то решило, что ядерное оружие хотя и осуществимо в принципе, но актуальным не является, поскольку не может быть создано и использовано до конца войны и, следовательно, не может определить её исход. Решение о бесперспективности попыток повлиять на ход войны с помощью ядерного оружия, принятое германским военным руководством в сорок втором году, было окончательным. Никто – ни среди военных, ни в германской промышленности, ни в нацистском правительстве, ни даже сами учёные – не верил, что атомная бомба может быть создана и использована во второй мировой войне. Это решение никогда не подвергалось серьёзному пересмотру. И это притом, что работы в области ядерной энергетики продолжались с целью создания атомного реактора – источника энергии для всё тех же подводных лодок.

Учёные не верили? А как же Гейзенберг, ещё год назад считавший, что «перед ними прямая дорога к атомной бомбе» и заявивший Нильсу Бору о своей «глубокой уверенности в возможности военного применения» внутриатомной энергии? А руководители Третьего Рейха? Германия распыляла усилия по очень многим направлениям – зачастую не имевшим принципиального значения или попросту эфемерным – вместо того, чтобы сосредоточиться на «Урановом проекте», сулящем невиданное. Утопающий хватается за соломинку, а ведь Гитлер был азартным игроком…

* * *

– Итак, господа, – подвёл итог имперский министр вооружений Альберт Шпеер, – мы имели удовольствие заслушать господина Вернера фон Брауна, ясно изложившего нам весьма впечатляющие перспективы применения ракетного оружия в войне, которую ведёт Рейх против союзников. Далее…

«Тёзка просто поразил всех своим красноречием и живописанием тех неисчислимых бедствий, которые обрушат на головы англичан – а потом и американцев – его ракеты, – с завистью подумал главный теоретик „Уранового клуба“. – Он своего добился: теперь любая возможная помощь его проекту гарантирована…».

– …слово предоставляется господину Гейзенбергу.

Вернер Гейзенберг хорошо подготовился к выступлению. Перед ним на столе лежала коричневая кожаная папка, набитая исписанными листами бумаги: цифры, цифры и ещё раз цифры. Не математические уравнения, отнюдь, но расчёты сроков завершения отдельных этапов работы, сметы и прикидки требуемого количества инженеров, техников и рабочих.[9]Шпеер человек дела, и в его оценке очень эмоционального выступления фон Брауна прозвучала определённая доля иронии.

Убедить такого человека могут только бесстрастные цифры – конечно, подкреплённые уверенностью человека, приводящего эти цифры, в конечном успехе его замысла. Такая уверенность у профессора Вернера Гейзенберга была, а сроки завершения проекта напрямую зависели – прежде всего! – от того, какие средства будут выделены, то есть насколько серьёзно будет воспринята высшими иерархами Рейха идея небывалого сверхоружия. И свою задачу Гейзенберг сейчас видел в том, чтобы убедить далёких от науки военных и промышленников в абсолютной реальности задуманного.

– Мы слушаем вас, господин Гейзенберг, – напомнил министр вооружений.

«Они смотрят на меня так, как, наверно, смотрели инквизиторы на закоренелого еретика! – подумал вдруг Вернер Гейзенберг. – Почему? Я не понимаю, что происходит…»

Он помедлил ещё пару мгновений, и внезапно с леденящим душу ужасом ощутил, что вся тщательно подготовленная им стройная система убедительных доказательств рушится, как карточный домик. Нобелевский лауреат совершенно неожиданно почувствовал себя не выучившим урок первоклассником, стоящим перед строгим педагогом. Язык сделался непослушным и словно прилип к нёбу. Знаменитый физик смешался, потерял нить.

«Как кружится голова…».

…Доклад получился мятым – особенно по сравнению с тем, что и как говорил фон Браун. Гейзенберг видел, как Шпеер, чуть склонив голову, барабанит пальцами по столу – верный признак раздражения. И действительно, тратить драгоценное время на не доведённые до ума полуабстрактные рассуждения! Совещание такого уровня – не научный диспут о перспективных и неперспективных направлениях в науке! «Это катастрофа…»

– Скажите, – напрямик спросил имперский министр, – а когда конкретно можно ожидать создания бомбы в металле, готовой к тому, чтобы быть подвешенной к тяжёлому бомбардировщику?

– Я полагаю… э-э-э… что при условии бесперебойного снабжения и финансирования, потребуется, скажем… несколько лет напряжённой работы и… в любом случае на итоги нынешней войны бомба повлиять не сможет. «Боже, что я несу! Какого чёрта…»

И по тому, как дрогнули тонкие губы Шпеера, научный руководитель «Уранового клуба» понял: интерес к его предложению утрачен начисто. Бомбу делать не будут.