Надрез - Марк Раабе

Габриэль…

Как часто Дэвид думал о том, что его брат мертв, умер от передозировки. Или навсегда остался в психиатрической клинике. Или сидит в тюрьме. Да, он списал его со счетов. И как часто он представлял себе, что было бы, если бы Габриэль был жив и оставался в здравом рассудке, если бы с ним можно было поговорить, так, как раньше, до той ужасной ночи. Ночи, разрушившей всю его жизнь.

А теперь еще это!

Габриэль живет в Берлине. Жил здесь все это время. Мало того, он еще и встречается с Лиз Андерс. Дэвид пытается себе это представить, но не может, точно что-то блокирует эту мысль в его сознании.

Человек, который ненавидит телевидение, встречается с тележурналисткой?

Дэвид вспоминает последний документальный фильм Лиз Андерс «История фон Браунсфельда». Три серии по сорок пять минут, посвященные семидесятилетнему миллиардеру, уже давно не показывавшемуся на публике. То, что ей удалось провести съемку на вилле Виктора фон Браунсфельда на острове Шваненвердер, стало настоящей сенсацией. Более того, это было чудом. Не говоря уже о самом интервью.

Фон Браунсфельду уже много лет удавалось избегать внимания прессы – во многом потому, что он контролировал значимую часть медиарынка, например TV2 и медиахолдинг БMC. Удивительно доверительное общение Лиз Андерс и Виктора фон Браунсфельда вызвало много кривотолков у ее конкурентов, но те, кто знали Лиз, понимали, что у нее есть талант не только выводить интервьюируемых из себя, но и очаровывать их. Она умела подобрать ключик к разнообразнейшим людям. Идея об отношениях Лиз Андерс и фон Браунсфельда была абсурдна. Но еще абсурднее было представление о том, что она встречается с Габриэлем.

– Все в порядке? – Шона выглядывает из своего кабинета. – Ты выглядишь так, будто увидел призрака.

«Туше». Дэвид смотрит в ее глаза – и тонет в них. Карие глаза с крошечными светлыми вкраплениями, точно янтарь…

– Мне… мне нужно идти. В больницу.

Шона едва заметно хмурится, затем кивает и, протянув руку, достает откуда-то из недр кабинета сумку с макбуком.

– В больнице есть сахар? Если да, то я тебя отвезу.

– Что? – Дэвид удивленно смотрит на нее. – Я даже не знаю, в какую больницу нужно ехать. Мне вначале нужно позвонить.

– Если на нее напали в парке Фридрихсхайн, – растягивая слова, говорит Шона, – то ее наверняка отвезли прямиком в клинику «Вивантес». «Скорая» всегда отвозит пациента в ближайшую больницу.

Дэвид выразительно смотрит на нее.

– Ты говорил очень громко. – Шона пожимает плечами.

– Ладно… – бормочет Дэвид. – Спасибо, я сам съезжу.

– Тебе вернули «ягуар»?

Дэвид чувствует, что краснеет, и Шона прикусывает губу.

Берлин, 2 сентября, 11: 38

Габриэль беспокойно мечется по камере, расхаживая туда-сюда вдоль лежанки. Пол под его ногами отполирован до блеска – след беспокойства и отчаяния, оставшийся после долгих десятилетий пребывания в этой камере арестованных. Этот закольцованный путь отражает движение его мысли.

Где Лиз? Пройти, повернуться, пройти. Где Лиз? Пройти, повернуться, пройти… И так далее, до бесконечности.

В отчаянии он бьет кулаком по бетонной стене, и в плече мгновенно отзывается боль. Но она хотя бы способна его отвлечь.

В замке поворачивается ключ, со скрежетом двигается металлический засов. Дверь распахивается, и на пороге, широко расставив ноги, возникает Морж. Рядом с ним – его коллега: светлые волосы стрижены под машинку, ноги кривые, шея толстая, квадратная челюсть неутомимо пережевывает жвачку.

– На выход. – Морж кивает головой в сторону коридора. В его вислых усах видны хлебные крошки. – Шеф хочет вас видеть.

– Ну наконец-то.

Габриэль выходит из камеры в коридор, где кривоногий хватает его под руку. Боль волной прокатывается по плечу.

Полицейские ведут его мимо других камер. Они минуют внушительного вида дверь и оказываются в голой комнате с обшарпанными серыми стенами и коричневато-желтым линолеумом на полу. В центре комнаты стоит стол на металлических ножках. На поцарапанной деревянной столешнице установлен микрофон, перепутавшиеся провода тянутся к старенькому магнитофону. Сиденья пластмассовых стульев шероховатые, как наждачная бумага. Над столом нависает погнутая лампа, судя по виду – еще времен ГДР.

Кривоногий указывает на один из стульев у стола, запирает замок и садится у двери.

Габриэль устраивается за столом, повернувшись к двери спиной. Стул поскрипывает. Он еще неудобнее, чем кажется на вид. За спиной Габриэля полицейский чавкает жвачкой – невероятно раздражающий звук.

Двадцать минут спустя в комнату вваливается Грелль. Его окружает аура никотина, дешевой туалетной воды и плохого настроения.

– Господин Науманн… – Грелль обрушивает весь свой вес на жалобно поскрипывающий стул и смотрит Габриэлю в глаза.

На нем тот же вельветовый костюм, что и вчера, белки глаз покрылись сеточкой лопнувших сосудов. Комиссар, не отрывая от Габриэля взгляда, включает магнитофон.

– Дело 1443 27-1000/5, управление полиции № 5, полицейский участок № 5, допрос касательно убийства Пита Мюнхмайера. – Он указывает также дату, время, имя Габриэля и свое собственное. – Господин Науманн, где ваш адвокат?

– Мне он не нужен. – Габриэль чувствует, как холодеет в животе.

Грелль удивленно смотрит на него, словно сомневаясь в его дееспособности.

– Ну хорошо. – Вздохнув, комиссар пожимает плечами. – Так даже легче. – Он горько улыбается. – Господин Науманн, вчера ночью в парке Фридрихсхайн был убит молодой человек по имени Пит Мюнхмайер. – Запнувшись, Грелль сверяется с потрепанной записной книжкой. – Возраст – двадцать четыре года, безработный, проживает в Берлине. Вы знали этого юношу?

– Нет.

– Однако же вам удивительным образом удалось в точности назвать моему коллеге время убийства. Где вы находились между половиной двенадцатого и полуночью?

– На улице Кадеттенвег в районе Лихтерфельде, в Берлине. Или же по дороге туда. В четверть двенадцатого в «Питон» поступил сигнал от включившейся сигнализации в доме по адресу Кадеттенвег, 107. Я сел в машину фирмы и сразу же отправился туда.

– Этому есть свидетели?

– Как я уже говорил, это могут засвидетельствовать мой коллега по фирме «Питон» Берт Коган и мой начальник Юрий Сарков, – монотонно отвечает Габриэль. Он понимает, что Грелль уже знает ответ на этот вопрос, но должен еще раз проговорить все в рамках официального допроса.

Грелль, не спуская с него глаз, кивает.

– В каком состоянии вы обнаружили дом?

– Ворота были открыты, горела красная лампа сигнализации, дверь в дом была приоткрыта. Дом нежилой, но внутри я обнаружил свежие следы. Похоже, кто-то добрался до сейфа над каминной полкой.