Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа. 1935-1936 - Иван Чистяков

— Говорит такой-то, пришлите мне то-то!

А мы что скажем: говорит комвзвода?

Рассмеются или знают, а не знают, так спросят, кто вы? Мы не популярны. Городят в штабе кабинеты, найдя тес. Мне же жить все-таки негде. Ночую у штабников в палатке, а день скитаюсь. Погода черт знает что. На солнце 15° тепла, в тени -15°. Ветер с Севера пронизывает до костей. А вот вам стахановские дела. В К. В. Ч. стахановцев утверждают на собрании, а иногда и выбирают. В БАМе все возможно.

На небе появляются летние облачка. Жаворонки заливаются. Но все же холодно. Сходил в карьер. Вертушек нет, ушли вечером в Иркуп. Пришел в свою халупу, холодно. Набрал щеп, гнилья, затопил. Бездельничаю, пишу эти строчки. Не показывайся начальнику на глаза, и все в порядке. Назначения все еще нет. Разбирают помполит и кладовщик сетки волейбольные, футбольные. Откопали какую-то, определить не могут. Помполит ко мне: что за сетка? Говорю: масксетка. Соглашаются.

Приехал мой военком, так в шутку зовут политрука с 7 ф-ги, рассказывает:

— Начальство проявляет себя, секретарь парткома БАМ Бочевский творит. Начальнику фал-ги наговорила, что проводник собаки принуждал ее к сожительству, что стрелки бьют з/к, что это городовые и т. д.

Бочевский устроил суд. Допрашивает в присутствии нач. ф-ги, а та распинается:

— Помнишь, приходила твоя жена, плакала и ругалась со мной за мужа?

— Ну, тогда понятно! — говорит Бочевский.

Его ли дело вести следствие, да не зная как, не имея основания, подрывая авторитет стрелка в/н, смазывая охрану. Вот и говори после этого о побегах. Что ж поделаешь, власть. Надо же чем-нибудь и где-нибудь проявлять себя. А может быть он хочет уволиться.

Приехал адъютант Камушкин. Спрашиваю, как в России? Здорово! Уезжать не хочется!! В/н прораб лишний раз подтверждает общее мнение:

— Если скажут, можно уволиться, то первый подам заявление. Хотя я и партиец, а работать в БАМе, спаси-и-ибо. Хватит, мне своя жизнь дороже.

Стало теплее, пора. Назначают в 3-й командирский взвод. Но что-то все же скрывают. Может быть, и нет ничего, но все делается с таинственным видом. Во взводе шалман. Кругом партийцы, но… работать не хотят. Будем и мы придерживаться их установки.

У Инюшкина болезнь, не вылазит из дома. И все сходит. Бастрыкин за 45 дней ни разу не был на ф-гах. А стрелки? Вот-же уроды!?!? Комдив спрашивает у дневального:

— Кто вы?

— Дневальный!

— Большая шишка!

— А вы кто такой?

— Комдивизиона!

— Тоже большая шишка!

Отвертывается и ни звука. Выбрали меня заочно в члены ревизионной комиссии профорганизации. Дотянем до осени, посмотрим лето Д. В. К., порисуем и ходу. Нач. отр. дает мне на отпуск комнату. А пока черт знает что, живу по-собачьи.

Принимаю 3-й взвод. Бедлам, шалман. Сменилось три комвзвода, никто не сдавал, никто не принимал. Беспорядок хаотический, все сходило, все считалось нормальным. Я также пошел по этому пути. Сам замечаю разницу в себе. Как принимал 4-й взвод в 35 г. и как сейчас 3-й взвод в 36 г. Теперь я старый спец, ушлый лагерник.

На улице тепло. Правда, северный ветер не перестает, но не такой уже холодный. Сидим в кабинете нач. отряда с Голодняком и помполитом да рассуждаем о бренности службы в БАМе. Затронули происшествие на 7 ф-ге с Банским. Голодняк говорит:

— Пусть меня выгонят, а я дело передам, куда следует.

На что помполит, не стесняясь, откровенничает:

— А Голодняк будет жалеть?

Рапорт Голодняка, как документ поступков и деяний начальства и как документ безграмотности и общего уровня политсостава, приклеиваю. Да, Голодняку за нач. отряда и многим за охр [ану] держатся надо. Нач. о. получает 700 руб., на воле ему цена 150–120 р., так судите сами.

Тупеет взгляд и понимание жизни. Пресекает их БАМ. И будит скрипка старое, болит душа и рвется. Как тяжело как скорбно. А небо, голубое небо. Заря вечерняя. Простор и мощь природы, и ты, ничтожный червь. Может быть, придется кончить жизнь. Будут осуждать, но не понять чужой души, ведь никому да и нет дела до переживаний. Куда бы скрыться, где и в чем забыться. Эх, скрипка, скрипка, рвешь ты в клочья душу. И рад я, и беснуюсь. Гогочут штабники, им не понять всей глубины музыки. Мелки их души, да и жизнь.

Камушкин тоже за увольнение, Камушкин против нач. о. Камушкин не прочь сменить его. Его старые ухватки, его партизанский дух. А я готов сменить шинель на пальто. Пугает Камушкин, что по увольнении из БАМа не возьмут нигде работать, туфта, но надо учесть и это. Москвич нач. боепитания Лавров. Тяжело ему, я чувствую, но привыкнет.

Вынул наган, подставил к горлу. Так просто можно нажать крючок и… А дальше я не буду чувствовать ничего. Как просто можно все это сделать. Так просто, как будто шутя. И ничего страшного, ничего сверхъестественного нет. Как будто съел ложку супу. Не знаю, что меня удержало нажать. Все так реально, все естественно. И не дрожит рука. Эх, жизнь. Бывают такие минуты, что и внутренний голос молчит. Голос дежурного по штабу:

— Дайте 42 ф-гу!

— Кто у телефона?

— Портной!

— А сапожника нет?

— Нет!

— Жаль!..

Так вот, мне нужно дежурного по ф-ге а не портного.

И некому руку пожать.

Драпанули два с 11. 59 и 7/8–10 лет. Шуму большой воз и маленькая тележка. А дела по существу ничего, никакого. Ну, расставили силы, назначили участки и район, а выполнить нельзя, нет стрелков. Вызывает зам нач. 3-й части, гонка, соображения. Я же думаю: надо делом заниматься и конкретно, а не разговорами. У нас не было ни одного методсовещания, нет руководства. Нет знаний, сведений об общей работе с о/группой. У человека глупая физиономия, и еще глупей делается, когда он старается сделать ее умной и дать кажущийся умный приказ. Прервали все совещанием, которое началось по обыкновению так. Начальство 3-й части ночь сидело, утром решило выспаться, а нас подняло. Совещание началось в 12 ч. Голова налита свинцом, трудно запоминать, соображать и записывать.

Политико-моральное состояние ни к черту у всех. Поэтому нежелание работать, отсюда побеги. Отсюда, когда положение угрожающе, — апрель за 10 дней — 28 побегов, начинают крутить, пугать Ревтрибом. Громят нас. Помполит вставляет:

— По вопросу побега с 11 надо было поднять тревогу, выйти всем.

Я хотел бы знать, а кто же будет охранять большую часть, кто сменит посты, кто будет конвоировать? Те же стрелки. Ну да, стрелок, собака, выходит так. Поэтому он и служит по-собачьи, день прошел, ну и черт с ним. Все громко кричат: вам доверили!! А обеспечили нас хотя минимумом? Вы, чекисты, коммунисты и т. д. Нет, спасибо за добрые слова, но такой, даже денежной милости на Д. В. К. не надо. И выходит политико-мор. состояние укрепляют подкручиванием, не зная сути и пользы от этого. Помполиту придут в кабинет, примеряют воротничок чинно с уважением, а нам даже иногда сшить нельзя. Разговоры о побегах, разговоры о нежелании, неумении работать ВОХР, а опергруппа задержала? Нет! Так значит и опергруппа не работает.