Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа. 1935-1936 - Иван Чистяков

В системе государства человек — ничтожество как человек, используют, как специалиста, а на личные желания наплевать.

Ушел с утра в тайгу, чтобы, хотя немного забыться. Иду сибирским трактом. Попалась пара тетеревов.

Стрелять не успел. Не хочется идти домой. Хорошо, что нет побегов. Все же надо устраиваться как-то отдельно от стрелков. Тогда хоть вечер можно отдохнуть. Заглох наш мост. Из 220 з/к на работу выходят 80, остальные сидят по баракам. Кормят их, как и всех, чего же, спрашивается, им работать? Начальник отделения знает, но ничего не предпринимает. Ну а мне что ж, больше всех надо? Многие скажут, что ты все про себя пишешь? Написал бы про быт з/к.

Можно конечно и про з/к писать, только тогда, когда своя жизнь устроена и ты спокоен. Когда ты удовлетворен хотя бы самым необходимым. Можно тогда интересоваться жизнью других. Можно восхищаться стройкой и трудом, созерцая из вагона поезда и особенно тогда, когда едешь домой. Не будучи конечно работником БАМа.

Нравится политруку езда по отделениям. Успевает на два-три дня. Что за удовольствие.

В 10 часов вечера получаю приказ. Сдать и отбыть. Что-то впереди. Как-нибудь устроимся, в БАМе ничего нельзя — и все можно.

День Красной армии. Сдаю 5-й взвод да готовлю к сдаче 4-й. Что-то впереди, где-то и как-то я буду. Беспокоит переезд. Таскайся с вещами. Устраивайся. Пожалуй, жаль и 4-й взвод, как бы он плох не был.

В Архаре да сдача взвода.

В Завитой. Бессонная ночь на калужанке. Дурной весь день. Вызывает начальник и назначает комдивизиона. Попался медный котелок. Сижу у Савчука, патефон тревожит душу.

Получаю удостов. Начинаю формировать штаб дивизиона. Увидался с москвичами. У кого-то длинный язык и ухо. Нач. отряда намекает о демобилизационном настроении. После тайги населенный пункт кажется странным, надо привыкать. В общем, я ненормален, бессонные ночи сказываются.

И радость, бурная кипящая радость, которая вывела меня из равновесия. Телеграмма с поздравлением ко дню Р. К. К. А. Войду в […]. А скрипка рвет в клочья душу. И некому слова сказать. Некому задать вопроса.

Я не могу, не в силах.

Тупо мое перо.

Оборвалось на полуслове.

Как и январь, также прошел февраль. Сдвинули, хотя временно, с комвзвода. Но если задвинут, то будет разговоров. Отдыхаю. Может быть, начну с 1/III, но едва ли. Пусто, пусто. Получил еще телеграмму.

Отдыхаю. Нет начальства. Приедет, наверно, гонка будет. Пока что не устроился. Играю с помполитом в шахматы. Идем обедать, где — интересный момент. Зав столовой спрашивает:

— Будете сдавать аттестат? Если будете, то какая ваша категория?

Я ответил, что не знаю пока что, но не выше 8.

Помполит посмотрел и скривился. Наверно, думает: «Ишь, куда лезет». Оборвали мысли и запись.

Носишься, как угорелый. С ума сходишь. Неполадки, ругается, жмет начальство. Некогда написать письмо. Никак еще не устроюсь. Хорошо на улице днем, тепло и приветливо.

Три побега. Началось. Бегаешь и крутишь. Крутишь исподтишка. Вызывает нач. отряда. Тоже закрутка. Надо налаживать. Вчера на собрании курсантов сказанул. Почему-то я пользуюсь авторитетом. Слушают с вниманием, устремив на меня глаза. Дни летят в вихре. Многим кажется, что чем выше пост, тем легче, но как раз наоборот. Нет личной жизни никакой.

Стал поспокойней. Жить негде и топить нечем. Дров или угля даже не купишь.

Кончают перегоны. Кончают ценой ревматизма, гриппа и других заболеваний. Сводит ноги у меня. Помещение не топлено восемь дней. Заболел комвзвод 3. Жены нет, ну и заботиться о нем некому. Хожу, тормошу помпохоза: «Дайте дров!» Радуют хоть солнечные дни. Крутишь, и крутят меня. Никак не сосредоточишься. Никак не войдешь даже в нашу колею. Не делают ремонт. То ли не хотят, то ли не могут получить законно материал. В таком шалмане надо бы пользоваться. Я пока не огляделся, огляжусь — сделаем.

Два дня идет совещание. Говорим много, но по-бамовски. Вспоминают мою абиссинку со смехом. Напали (критикуют) политрука Голодняка. Он вскакивает, заявляя, что не перенесет и застрелится, хватаясь за наган, но у него отнимают. Думай и делай вывод. Чем вызвано, где корни? Не продолжение ли Майхеровской истории и взаимоотношений нач. отр. с комполитсоставом. Мне завидуют в моем положении. Карманьчук советует: будь во всех делах бамовцем. Я так и делаю. Все же дар речи — большое дело. Мое выступление слушают внимательно. Боюсь, засосет меня БАМ. Надо быть настороже.

Жизнь никак не налаживается, конечно, по-бамовски. Радует погода, лужи и живительное солнце.

Ни событий, ни случаев. Устается только здорово. Не налажен дивизион. Надо проводить занятия в учебном взводе. Намекнул нач. отряда о том, почему я не еду на периферию, но так благородно:

— Сколько раз я вам говорил, выезжайте.

— Нельзя бросить уч. взвод.

И все. Все неопределенно и неизвестно, но за занятиями не замечаешь так остро всей пустоты одиночества. Всей расхлябанности и беспорядков БАМа. Получишь письмо и переживаешь. Как же далека Москва, а все же она ближе, чем Завитая, в которой я живу.

Плохое политико-моральное состояние курсантов, жалуются на недостатки. Правы. Кто захочет обедать стоя? Я бы не хотел. Говорят, что, как правило, грамотных людей в охрану не дают, весело.

Вспомнилось почему-то, скольким я увеличил срок. Как ни стараешься быть спокойным, но иногда прорвет. Кому-нибудь и дашь арест. Помполит советует занять частную квартиру. Если будет удобная, я не против. Может быть, зайдет ко мне побалакать. Я желал бы быть в учебном взводе. Наше зло, побеги, свалились бы с меня.

Как все же недалеки взгляды жителей Завитой. Хата, хотя и с комнатами, но с какими. Дощатые перегородки делались, по-видимому, не для того, чтобы скрыть от взоров посторонних жильца, а потому, что надо же было затратить куда-нибудь доски. И получилось больше щелей, чем материала. Деревенские взгляды. Узкий кругозор, не дальше Завитой по площади и не дальше двух групп по общему развитию. Ничего их не интересует и не волнует. Родились, женились, обзавелись детьми, состарились и умерли. Что отметить в жизни кроме указанных моментов?