Железные паруса - Михаил Белозёров

– Врешь ты все! – Хуго-немец никак не обращал внимания на Попа. – Пуска двадцать три смены не было!

– А сегодня будет, – упрямо заявил Клипса по кличке Мясо, – Клямке…

– Плевать я хотел на твоего Клямке!

– Вот это ты ему и скажешь, – наставил на него палец Бригадир, – скажешь, а потом нам расскажешь!

– Ну и спрошу, – заерепенился Хуго-немец и засмеялся в лицо Клипсе по кличке Мясо, – уж он-то мне все расскажет, все!

– Ничего ты не понимаешь, – добродушно возразил Кенто-Мексиканец, – они старым способом запустили…

– Конечно, старым, – вмешался Ван-Вэй, – как еще? – И заткнулся, потому что чуть-чуть сторонился Сержанта на свой азиатский манер – до поры до времени, и еще потому что китайцы слишком почтительный народ, когда они соблюдают Основы Трех уз[2].

– Ну да, – вроде бы согласился Хуго-немец, – потащат за двадцать миль, в Байдарские ворота, чтобы закинуть третью смену на Луну!

– Клямке не врет, – брызгая слюной от натуги, зашептал Клипса-Мясо и покрутил мордой цвета свежёванной говядины.

Он всегда встревал в разговоры, а по ночам таскался к пангинам и доносил на всех.

– Заткнитесь! – предупредил Поп.

Между столами прошел пангин. Сапоги на нем походили на кукольные, но «стек-зубочистка», которым он похлопывал себя по ноге, был самый настоящий, заточенный на станке в мастерской.

– Значит, третьей смене хана… – риторически заметил Он, когда пангин прошел.

– Откуда ты-ты-ты… знаешь? – спросил Мясо.

– Сорока на хвосте принесла.

– Кто такой сорока? – уточнил на всякий случай Мясо.

Хуго-немец засмеялся:

– Друг из пятого котла…

– Сорока? – Клипса-Мясо обиделся. – Первый раз такую кличку слышу.

– Ты слишком мал и слишком глуп, – наставительно сказал Хуго-немец, – а Клямке из тебя делает осведомителя. Что ты ему о нас рассказываешь?

Хуго-немец из Ганновера единственный, кто безнаказанно мог дразнить Клипсу.

Мясо, бесконечно-глупый Мясо, в крайней стадии отупения, отвислые жирные губы, руки с прогнутыми, оттопыренными пальцами, ничтожество, ходячий манекен, холуй с пангинами и тряпка со Сципионом, который его вряд ли даже замечает. Мясо, который даже толком не может объяснить, откуда он родом и как здесь оказался.

– Как бы у твоей пассии не нашелся другой любовник, – медленно и зловеще, как только один он умел в бригаде, произнес Хуго.

Но сегодня у Мяса ответственная роль, и его надо беречь.

– Хватит! – оборвал их Поп-викарий. – Хватит молоть. Мясо ты ведь наш?

– Я пошутил… – произнес Хуго, ухмыляясь, – но…

– А чего я? А чего?! – затравленно огрызнулся Мясо. – Я ничего плохого не сделал…

Глаза у него всегда пустые и глупые, как у вяленого леща, а лицо рыхлое, как у скопца.

– Все! – сказал Бригадир. – Тему закрыли! Все знают, что Клипса наш парень. – И подмигнул остальным: – Правда, ведь, Клипса?

– К-кк-конечно… – Кивнул Клипса, и с его губ полетела слюна. – Я, как все… Я не подведу…

– Конечно, не подведешь, – произнес Хуго-немец и хлопнул его по плечу. – Только попробуй!

Снова раздался свисток – на этот раз главного викария. Все встали и выстроились к дверям.

По плану – Он за Хуго.

За прутьями в глубине бокового коридора в черном уже стояли петралоны и сам генерал-викарий – Сципион-Квазимода, похожий на гориллу с тяжелым черепом и руками, смахивающими на грабли, – громоздился, как валун на дороге. Стриженый затылок обработан специальной мазью против клещей-кожерезов. Кого-то он ему все время напоминал, но Он никак не мог вспомнить, где они встречались, – год, два назад, разве сообразишь.

– Все, как договорились?! – напомнил Поп.

Прекрасный Поп! Прекрасный образец для подражания, только один он уловил, как Хуго-немец незаметно подмигнул мелькнувшему в соседней шеренге Бар-Кохбе. Подметил и намотал на ус.

– Боже, дай мне силы совершить задуманное, ведь я не могу изменить мир! – Услышал Он слова Кенто-Мексиканца.

Впереди проверяли Ван-Вэйя. У него отстреляно ухо, и от этого его голова с жесткими черными волосами, торчащими во все стороны, кажется несимметричный. Потом идут Мексиканец и – Клипса-Мясо, толстый до неприличия, колышущийся, как студень. Даже Мексиканец по сравнению с ним выглядит юношей. Мясо боится щекотки и хихикает, как женщина.

– Ну что ты?.. ну что ты?.. – уговаривал его охранник по кличке Деций-Император. – Попросись сегодня в лазарет, я всю ночь дежурю…

Клипса согласно кивает. По его лицу бегут слезы. Он боится всех: пангинов, петралонов, но больше всего – страшилища Сципиона.

– Хватит, Деций! – кричит Сципион-Квазимода, не сводя взгляда с бригады, – потом налапаешься…

Только бы Мексиканец не испугался! Только бы Ван-Вэй не отступил.

– Ясное дело, начальник, – торопливо соглашается Деций-Император и отпускает Мясо.

– Вот ты! – вдруг произнес Сципион и ткнул пальцем.

– Я? – переспросил Он.

– Да, – сказал Сципион-Квазимода, – ты!

– Наш старый знакомый, – оскалился Деций-Император. – Иди сюда… иди…

Он встал, как положено, упираясь руками в стену и расставив ноги. Теперь у него другая роль – роль подопытного кролика.

– Кличка? Срок? – спросил Квазимода.

Пальцы на его искалеченной руке похожи на толстые сосиски. Он вдруг вспомнил со странным холодком Крым и желтую осень, прекрасную осень, последнюю осень, когда Он по настоящему был счастлив. Шрамы белели, как напоминания, приятные напоминания. Он подумал о любимом псе, как о последней надежде. Слишком давно это было. Никто бы не поверил. Да и Он не верил самому себе. Рука крутилась перед носом. Он бы развернулся. Он бы ударил, как умел. Как бил когда-то. Но сейчас Он не ударит. Он только подозревает о своем бессмертии, и опыта по этой части у него не было, да и не могло быть, ибо опыт должен быть подкреплен чем-то более весомым, а не одними мечтаниями. Он всегда думал, что ему просто везло. Везло в Крыму, везло в замороженном городе, куда его водил странный ученый по имени Падамелон, и где они оба должны были превратиться непонятно во что. Но тогда Он не мог предугадать смерти, не умел, не научился, да и не думал об этом.

– «Старик», – ответил Деций-Император, – девять месяцев и две недели…

– Сам знаю, – оборвал его Сципион-Квазимода. – Почти старожил… Зубы!.. Зубы!

– Покази-и-и… покази-и-и… – Уперся в спину Деций-Император.