Не учите меня жить! - Мэриан Кайз

Иногда я жалею, что живу не одна.

В последнее время я часто об этом думаю.

Наконец мне удалось заснуть, но не прошло, казалось, и получаса, как я проснулась снова.

Не знаю, который шел час, но темнота была кромешная. В доме было тихо, в комнате у меня — холодно: наверно, отопление еще не заработало в полную силу. Судя по шуму, за окном лил дождь и ветер хлопал разболтанными ставнями моего древнего окна. Занавески слегка колыхались от сквозняка. Шурша шинами по мокрой мостовой, проехал автомобиль.

Меня больно пронзило какое-то смутное чувство — пустота? одиночество? заброшенность? Если не одно из них, все равно из той же обширной семьи.

«Никогда больше никуда не пойду, — подумала я, — по крайней мере, пока мир таков, какой он сейчас. С плохой погодой и людьми, которые надо мной смеются. Никто мне не нужен».

Через некоторое время я не могла не заметить, что, хотя всего полшестого утра, и притом суббота, я все еще не сплю.

Вечно со мной так — с понедельника по пятницу каждое утро не могу продрать глаза, несмотря на оглушительный звон будильника и угрозу увольнения при следующем опоздании. Выбраться из постели в будни практически невозможно, простыни не пускают, тянутся, будто сделаны из эластика.

Но стоит наступить субботе, когда рано вставать не нужно, и я вопреки собственному желанию вскакиваю с первыми лучами солнца. Ни в какую не могу уговорить себя повернуться на другой бок, закрыть глаза, свернуться калачиком и поспать еще.

Единственное исключение из этого правила — те редкие субботы, когда приходится идти на работу. Тогда просыпаться так же тяжко, как и в предыдущие пять дней.

О, придумала! Надо что-нибудь съесть.

Я встала, стуча зубами от холода, и побежала по коридору в кухню. К моему огорчению, там уже кто-то маячил.

«Наплевать, — воинственно подумала я. — Я ни с кем разговаривать не собираюсь».

Оказалось, это молодой человек, совершенно мне незнакомый. На нем были только красные трусы, и он жадно пил воду из-под крана. Спина у него была вся в пятнах.

Не могу сказать, что первый раз субботним утром натыкаюсь в нашей кухне на незнакомого парня. Такое случалось и раньше, с той только разницей, что в это утро не я его притащила.

Что-то в нем — то ли жадность, с которой он пил воду, как будто умирает от жажды, то ли просто его рябая спина — пробудило во мне нежные чувства, и я решила быть с ним любезной:

— В холодильнике есть кока-кола, — великодушно сообщила я ему.

Он подскочил и обернулся ко мне. Лицо у него тоже было рябое.

— О, привет, — брякнул он, затем спохватился и автоматически бережно прикрыл обеими ладонями пах (интересно, есть ли там крапинки, вяло подумала я).

— Извините, — продолжал он, заикаясь. — Надеюсь, я вас не напугал. Я пришел с… э-э-э… вашей соседкой вчера вечером.

— С какой из них? — полюбопытствовала я.

Кто вчера вечером привлек к себе столь пристальное внимание этого пятнистого субъекта? Карен или Шарлотта?

— Гм, мне ужасно неловко, — смущенно ответил он, — но я не помню, как ее зовут. Выпил много.

— Опишите ее, — любезно предложила я.

— Блондинка.

— Этого мало, — сказала я. — Они обе блондинки.

— Большие… э-э… ну… — промямлил он, водя перед собой руками.

— А, понятно, с большой грудью, — догадалась я. — Опять-таки это может быть и одна, и другая.

— По-моему, у нее выговор забавный, — продолжал он.

— Шотландский?

— Нет.

— Йоркширский?

— Точно!

— Тогда это Шарлотта.

Я взяла пакет слоеного печенья и пошла обратно к себе.

Через несколько минут в мою спальню вошел рябой парень.

— Ой, — смущенно выдохнул он, и рука его опять инстинктивно метнулась к самому дорогому, — а где… Я думал…

— Рядом, — сонно ответила я.

В следующий раз я проснулась почти в полдень. В ванной кто-то плескался, из-под двери валили клубы пара, видимость в коридоре была минимальная. Я на ощупь добралась до гостиной и обнаружила там Карен, лежавшую на кушетке под покрывалом. Она надсадно кашляла, курила, стряхивая пепел в стоящую рядом на полу переполненную пепельницу, и внешне напоминала панду, потому что перед сном не смыла свой вчерашний макияж.

— Доброе утро, — натянуло улыбнулась она. Вид у нее был измученный. — Что ты поделывала вчера вечером?

— Ничего, — рассеянно ответила я. — А что у нас в квартире за парная? Кто в ванной? И что там можно делать столько времени?

— Там Шарлотта. Шпарит себя горячим душем, трет посудной мочалкой, решила, наверно, содрать кожу до крови. Все никак от греха не отмоется.

Меня захлестнула мощная волна сострадания.

— Боже мой, бедная Шарлотта. Значит, она-переспала с тем пятнистым?

— А ты его разве видела? Когда же ты успела?

Разволновавшись, Карен попыталась сесть, но потом передумала.

— Я наткнулась на него в кухне в полшестого утра.

— Правда урод? Но Шарлотта смотрела на него сквозь пивную бутылку, ну, не пивную, если совсем честно, а сквозь бутылку текилы, и потому решила, что он просто кинозвезда.

— Оптический обман?

— Похоже, что так.

Шарлотта — жизнерадостная, хорошо воспитанная девушка из приличной семьи в маленьком городке недалеко от Брэдфорда. В Лондоне она всего год и до сих пор пребывает в болезненном процессе поиска себя и своего места в жизни. То ли она все та же веселая, нахальная, но вполне благопристойная простушка из Йоркшира, которая заливается румянцем по пустякам и смешно округляет глазки при разговоре с посторонними, то ли роковая обольстительница-блондинка, каковой она становится, когда выпьет лишнего? Странное дело: когда Шарлотта начинает строить из себя соблазнительницу, волосы у нее действительно светлеют на пару тонов, а грудь как будто увеличивается минимум на один размер.

Бедняжке очень, очень трудно примирить столь противоположные стороны своей натуры. Когда она превращается в грудастую соблазнительницу, то потом несколько дней изводит себя попреками, и ее постоянными спутниками надолго становятся чувство вины, самоуничижение, презрение и ненависть к себе, страх наказания, отвращение к своему непристойному поведению.

За то время, что я с ней знакома, она слишком часто принимала горячие ванны.

Большая грудь и светлые волосы для Шарлотты просто несчастье, к тому же она несколько полновата, что тоже порождает массу предрассудков. Для людей вроде Шарлотты блондинка — бранное слово. Но я все равно очень ее люблю, она замечательный человек и полностью устраивает меня как соседка.