Оптинские дневники - Ольга Рожнева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Муж и сын задумались. А потом Максим и говорит:
– Мам, ты ж меня всегда учила, что чужое брать нельзя! Помнишь, мне лет пять было, и я нашёл десять рублей? И мы с тобой их в храме в ящичек опустили на пожертвование. Помнишь?
Иван подумал и тоже говорит:
– Не, чужое это золото! Давайте его в храм отнесём!
Посмотрела Марина на своих мужчин:
– Ну и хорошо! У меня даже от сердца отлегло! Не наше это золото – мы его брать и не будем! Вот если бы нам кто-то подарил – тогда другое дело! А так – нет! Отнесём в храм.
Отнесли они золото в храм. Попросили, если не найдётся хозяина, истратить на монастырь. Может, ризу нужно к иконе Казанской Божией Матери заказать… Или украсить…
Марина признаётся, что пока было у неё это золото в руках, чувствовала себя тревожно – как будто какое-то испытание она проходит. А как отдали – на душе стало так радостно, так легко!
Стоят они на службе, на сердце празднично. И вдруг к Ивану подходит высокий мужчина и шепчет что-то. Оборачивается Иван – а это начальник строительства. А сзади за его спиной прораб маячит. Начальник Ивана благодарит шёпотом за отличную работу и спрашивает:
– Вы деньги все получили?
– Нет, не все.
И Иван называет сумму долга. Начальник кивает головой и поворачивается к прорабу. Иван лица начальника не видит, но замечает, что прораб испуганно пятится, разворачивается и убегает. Удивляется Иван такому обороту, но молчит. Через пять минут прораб прибегает, в присутствии начальника Ивану долг отдаёт, несколько раз кланяется и, пятясь, исчезает за колонной.
Вот такой праздник у семьи получился…
Была ещё одна история с долгами. Работал Иван в строительной фирме, занимался монтажом. Монтаж закончили, рабочие ждут расчёта, а директор объявляет, что денег не будет. Фирма– де разорилась и ликвидируется. Стали рабочие возмущаться: работали несколько месяцев, все семейные, нужно семьи кормить. А получается, что бесплатно работали. Зашумели. Вышел к ним начальник и говорит:
– Вам что – непонятно сказано?! Фирма ликвидируется! Кому я должен – всем прощаю! Претензии можете отправлять к Господу Богу! Всё поняли?!
Развернулся и скрылся за бронированной дверью.
Иван только и подумал: «Зря он так про претензии… Когда лишают человека заработанного – это ведь такой грех, который на самом деле по Библии вопиет к Богу о наказании… Лучше было бы ему так не шутить с обманутыми людьми…»
Пришёл домой, рассказывает жене, что рабочие собрались в суд подавать. Адвоката нашли. Что делать? Может, тоже заявление писать? Сели – написали. Правильно или нет – не знают. А Марина как раз хотела в храм на службу идти. Ну, решила вместо службы сбегать к тому самому адвокату, узнать, правильно ли заявление составили. Если правильно, то уж и отдать сразу.
Отправилась к адвокату. Надела новый плащ. А она только на днях купила плащ – красивый, польский. В то время трудно было такой купить. Хоть Марина никогда и не была к вещам привязана, но тут даже она любовалась, глядя на себя в зеркало: красивая обновка и пошита качественно.
Входит в здание суда, а там две двери: входная, чугунная, и дальше, через вестибюль, – ещё одна. И вот вроде не за что было Марине и зацепиться, а зацепилась она спинкой нового плаща об какую-то чугунную загогулину и порвала свою обновку. Да так сильно, что и непонятно, как это всё зашить можно. В общем, вещь испорчена. (Так она потом этот плащ уже и не носила.)
Заплакала Марина, развернулась и отправилась туда, куда с самого начала собиралась – в храм. Успела на конец службы, подошла после службы к священнику, всё рассказала. А он ей и говорит:
– А это ведь знак вам! Может, и не стоит вам это заявление подавать…
И рассказал ей про оптинского старца Льва:
«К старцу пришел горшечник, один из его духовных детей. Украли у него колеса от повозки, на которой он отвозил на базар приготовляемые им горшки. Он и сказал старцу, что знает вора и может отыскать колеса.
«Оставь, Семёнушка, не гонись за своими колесами», – ответил старец. И объяснил горшечнику, что тогда он малою скорбью избавится от больших.
Горшечник послушал старца, и, по его свидетельству, затем ему грозили большие несчастия, но Господь всегда уже избавлял его от них».
Так и не стали Марина с мужем подавать заявление. Прошёл год. И вот встречает Иван рабочего, который вместе с ним работал в той фирме. Спрашивает у него, чем закончилось дело, выплатили ли им долг.
Оказывается, директор после ликвидации фирмы открыл новую, назвал её по-другому и стал преспокойно работать дальше, наняв новых работников. Проработал несколько месяцев, выполнил заказ и стал поговаривать о разорении и ликвидации уже новой фирмы. Новые работники стали свои деньги требовать, а он по старой привычке:
– Кому я должен – всем прощаю! Претензии – к Богу!
Только в этот же день поехал он на своей машине куда-то по делам. С ним ехал его старый бухгалтер, который и помогал ему творить все эти махинации. Также в машине сидели трое новых рабочих. Произошла авария. И вот что удивительно: у рабочих – ни царапины. А директор с бухгалтером – насмерть. Вот такая история печальная…
Марина, видя, что погрустнела я от последней истории, пытается меня развеселить и рассказывает ещё одну. Произошла она с её приятельницей Светланой.
Светлана купила себе красивую норковую шапку в форме женской ушанки. Когда было холодно, она ушки закрепляла, подшила незаметно резинку, так и носила. А в это время в их небольшом городке какой-то воришка стал шапки с женщин срывать. Подкараулит одинокую женщину, сорвёт с головы шапку и убежит – попробуй догони его.
И вот идёт Светлана вечером с работы, припозднилась, темно уже. Вокруг – никого. Слышит – идёт кто-то за ней. Она шаг ускорила, и преследователь ускорил. Не выдержала Светлана – побежала, и мужчина за ней бежит. Вот уже и остановка рядом троллейбусная, только преследователь-то её почти догнал. Светлана чуть обернулась и видит, что он руку к её шапке протягивает.
А когда назад посмотрела на бегу – равновесие потеряла, поскользнулась и упала. Да так упала, что сбила с ног похитителя шапок. А когда руками всплеснула, падая, почувствовала, как кулак её пришёлся ему прямо в нос. Сама-то упала небольно, а вот преследователя сшибла с ног основательно. Чувствует – шапку свою уронила. Она руками пошарила возле себя, схватила шапку, поднялась и бросилась к подъехавшему троллейбусу.
Вскочила в троллейбус, он и поехал. Смотрит Светлана в окно: сидит мужчина на снегу и уходящий транспорт растерянным взглядом провожает. Опустила взгляд на шапку, что в руках держит – а это и не её шапка вовсе. А преследователя. А где же её собственная шапка-то? Она, оказывается, с головы слетела, но не упала: на резинке держится и висит сзади.
После этого случая как-то перестали шапки срывать с женщин. Пропал куда-то шапочный вор. Может, к сведению принял потерю своей собственной шапки? Как знак?