Калинова яма - Александр Сергеевич Пелевин

— Да, да. Покажем.

Я подошел к двери и собирался было открыть ее, но замешкался, встал и повернулся к Ожешко.

— Подожди, — сказал я. — Мой портсигар. Как же я без папирос? Анджей, посмотри, пожалуйста, на столике возле кровати, он вроде был там.

— Да, да, хорошо. — Ожешко закивал головой и быстрым шагом направился в спальню.

Когда он подошел к двери, я вскинул пистолет и дважды выстрелил в спину.

Ожешко схватился одной рукой за дверную ручку, другой оперся о стену. Он медленно обернулся с широко раскрытым в удивлении ртом, рухнул на колени и попытался что-то сказать, но изо рта хлынула кровь.

Я прицелился в лоб и выстрелил еще раз. Он завалился назад с подогнутыми коленями, привалившись головой к стене и неестественно вывернув шею. На обоях растекалось кровавое пятно.

Я положил пистолет в карман, вышел из квартиры и закрыл за собой дверь.

* * *

Поезд Москва — Брянск, 17 июня 1941 года

— Да, да, спасибо. — Гельмут сел на край дивана, провел ладонью по лицу, протер глаза.

— Все в порядке? — осведомился проводник.

— Да. Все хорошо. Мне снился идиотский сон, будто вы разбудили меня и я вышел на станции Калинова Яма.

— О, такое бывает. Через десять минут мы будем на станции. Может быть, кофе?

— Нет, спасибо.

Проводник кивнул и вышел из купе. На столе стоял подстаканник с чаем, блюдце с бутербродом и бутылка минералки. Рядом была разбросана сдача. В окне медленно проплывал широкий зеленый луг.

Гельмут тяжело вздохнул.

«Приснится же такая чушь», — подумал он.

Сон вспоминался во всех деталях, ярко и рельефно. Жара, одноэтажное желтое здание станции тридцать девятого года постройки, поиски связного, зевающий милиционер, Орловский. Гельмут давно не видел таких живых и запоминающихся снов. Впрочем, он давно не спал дольше четырех часов. Он чувствовал себя очень странно — так всегда чувствуют себя после глубокого дневного сна.

Он не любил спать днем. Это всегда оставляло мутный и неприятный отпечаток в сознании, очень плохо соображала голова, организм чувствовал себя разбитым и никчемным. Гельмут взял подстаканник и сделал несколько жадных глотков. Чай был холодным. Затем съел бутерброд, запил минералкой.

Поезд начал замедляться, за окном показалась широкая проселочная дорога и первые деревянные домики. Взглянул на часы. 14:35. Через пять минут поезд будет на станции.

Гельмут положил деньги в бумажник, сунул его в карман брюк, оглядел купе. Чемодан и пиджак можно было оставить — там ничего ценного. Сейчас он выйдет на станции Калинова Яма и больше не вернется в этот поезд. Проводник, конечно, забеспокоится, но ничего страшного. А потом он поедет в Берлин. Любым способом.

Хотелось пить. Гельмут допил чай, сделал еще несколько глотков воды. Поезд замедлялся и подъезжал к станции.

Здание выглядело совсем не таким, как во сне — из старого красного кирпича, широкое, двухэтажное, с покатой крышей. Над входом выложено белым кирпичом: «КАЛИНОВА ЯМА. 1909 г.».

«Дореволюционное, — подумал Гельмут. — Умели же строить».

Поезд остановился.

Гельмут снова осмотрел купе, выглянул в коридор, прошел к тамбуру. Проводник стоял у открытой двери и щурился на солнце.

— Не забудьте: поезд стоит двадцать минут. Ждать не будет, — улыбнулся проводник.

— Конечно. Я немного прогуляюсь.

Гельмут сошел на платформу. Яростно слепило солнце, но было уже не так жарко: налетел легкий ветерок. По рукам прошлись мурашки, и Гельмут пожалел, что не взял пиджак. Но он решил не возвращаться. В прошлый раз это плохо закончилось.

На платформе было тихо. Мимо лениво проходила старушка со связкой бубликов, возле входа на станцию зевал милиционер в белой гимнастерке, у соседнего вагона курил высокий мужчина в бежевом пальто. На скамейке у платформы сидели старик со старухой, о чем-то разговаривая.

В дальнем конце платформы, опершись на ограду, стоял мужчина в синей рубашке и серой кепке. Он читал газету и время от времени поглядывал по сторонам. У его ног стоял большой чемодан из коричневой кожи.

Да. Вот он.

Гельмут пошел в его сторону, ускоряя шаг. Мужчина повернулся к нему, сложил газету, выпрямился. Он был молод, лет двадцати пяти, с худощавым лицом, из-под кепки выбивались рыжие волосы.

— Добрый день, — сказал Гельмут, подойдя ближе. — Вы, случайно, не знаете, где здесь можно купить пирожков с мясом?

— Сам не могу найти, — ответил рыжий мужчина, улыбнувшись. — Зато тут продается отличный квас.

— Замечательно. Можете показать, где?

— Да, конечно. Пойдемте.

Рыжий кивнул в сторону здания станции, подхватил чемодан и пошел. Гельмут последовал за ним.

— Прохладно стало, — заметил рыжий. — С утра была невыносимая жара.

— Да, в Москве тоже было очень жарко.

— Сколько стоит поезд? Двадцать минут?

— Да, но это уже не имеет значения. Когда дойдем, расскажу.

Рыжий заинтересованно покосился на него.

— Вы не будете садиться обратно на поезд?

— Потом поговорим об этом. Не при людях.

— Хорошо.

Они прошли сквозь безлюдное здание станции и вышли на площадь, от которой расходились в разные стороны три неровные дороги между ветхими деревянными домиками. Единственным кирпичным зданием, кроме станции, был магазин, рядом с которым стояла лошадь, бессмысленно глядящая по сторонам.

На ступенях магазина сидел сонный дед в засаленной рубашке.

— Старенький городок, — сказал рыжий, закурив на ходу. — И забытый богом. До революции здесь был важный транспортный узел, но в Гражданскую город сильно пострадал, да так и не восстановился с тех пор.

— Вы из этих мест?

— Я не скажу вам, откуда я.

— Резонно. — Гельмут тоже закурил. — Куда теперь?

— Недалеко. Пять минут ходу. Вон за тем домом, — он показал на один из домиков, стоящих справа от площади, — затем направо, потом по дороге вниз и налево. Не заблудимся.

По дороге вниз и налево стояла покосившаяся изба с заколоченными окнами — видимо, здесь давно никто не жил. По стенам разрастался дикий плющ, в заброшенном палисаднике зеленели заросли крапивы. Когда они поднялись на крыльцо, доски под ногами натужно заскрипели: Гельмут испугался, что они могут провалиться. Рыжий взялся за ручку и с силой навалился плечом на дверь. Казалось, от этого вздрогнул весь дом.

В избе царила такая темнота, что Гельмут, пройдя внутрь, почувствовал себя слепым. В воздухе висела пыль. Когда рыжий закрыл дверь, темнота обрушилась со всех сторон, и Гельмут потерял ориентацию в пространстве. На секунду ему стало страшно. Он услышал звон щеколды и отдаляющиеся шаги рыжего.

Чиркнула спичка, зажглась свеча, а над ней появилось лицо рыжего в ярко-красных отблесках.

— Уж извините за неудобство, — сказал рыжий, и его голос был приглушен. — Но больше здесь негде проводить