Ведерко мороженого и другие истории о подлинном счастье - Анна Кирьянова

с бриллиантом. Не то чтобы выиграла – получила первый приз от одной компании, которая делает косметику. Не обманули! И за рассказ из жизни прислали приз – маленькую подвеску с логотипом фирмы и с бриллиантом. Конечно, я очень обрадовалась. Я была молодая и небогатая. Да я бы и сейчас обрадовалась, если бы намека тогда не поняла. Мне потом сверху намекнули. Целый месяц были такие убытки неожиданные и такие траты, что тошно стало. Хотя я же не в карты подвеску выиграла у разорившегося офицера! Не нашла на дороге! Это же приз, награда, честная подвесочка! Намек я отлично поняла. И больше никогда не участвовала в конкурсах литературных. Пишу себе свои книги, издатели их издают – и отлично. А работа у меня другая, она меня кормит, этим и живу. Пусть подвесочки достаются тем, кому они нужнее. И этот бриллиантик я подарила одной поэтессе. Боюсь, что она обменяла его на напитки. Но это уже не мое дело, не так ли? Главное, она очень обрадовалась! И с энтузиазмом стала писать хорошие отзывы на сайтах вместо стихов. И стала этим зарабатывать немножко, когда интернет развился. Ей от подвесочки сделалось счастье. А мне – убытки. Надо понимать намеки. Одним можно играть, рисковать, идти ва-банк. Другим – нельзя. Одним можно зарабатывать ростовщичеством – для других это харам. Одним можно брать кредиты, а у других немедленно наступит разорение и несчастья. То, что позволено Юпитеру, не позволено быку. И намеки очень прозрачны всегда, но человек их не понимает. И говорит: «А другие так делают! И ничего плохого не случается!» Но мы – не «другие». С каждым разговаривают на его личном языке. И для нас что-то – хорошо и можно, а для других – опасно и разорительно. Не надо себя с другими сравнивать. Надо понимать намеки. Или спросить того, кто знает философию и психологию, если есть сомнения. И все премии, которые мне доставались без моего участия, принесли много радости другим людям. А я работаю себе и работаю – с радостью и удовольствием. И понимаю намеки…

не тот, кто пугает: «я уйду!» и хлопает дверью так, что штукатурка осыпается. Кто кричит, скандалит по мелочам и уходит. Походит вокруг дома – и вернется. Или выпьет с друзьями, изведет их жалобами, а потом вернется. Или у мамы поживет пару дней и начнет звонить, чтобы вернуться. Такие люди возвращаются. У них дежурный чемоданчик всегда наготове. Они придут. Уходят насовсем терпеливые и спокойные. Которые утешали, поддерживали, сглаживали острые углы, прощали; а может, не замечали деликатно? Которые всегда были рядом, как кресло или диван. Такие привычные и удобные. Вот такие уходят навсегда. И бесполезно уговаривать, догонять, хватать за рукав… Они уже ушли, даже если еще можно схватить. Вот такие не возвращаются. Потому что их довели. Исчерпали лимит терпения – огромный лимит. Разбазарили кредит любви и доверия. И после ухода такого человека в комнате пустота, которую ничем не заполнить. И в жизни пустота. И не надо испытывать терпение терпеливого человека, верного и преданного. Если он уйдет, он не вернется никогда. Даже если его умолять и звать обратно. Он ответит: «Когда-нибудь!», а на самом деле это значит: «не в этой жизни!»…

Вот не надо – и все тут. Табу. Последствия могут быть ужасными. И где-то в душе мы от рождения знаем: не надо этого делать. А почему не надо, толком никто не знает. Религия по-своему объясняет, физики – по-своему, психологи – по-своему, философы – по-своему… Ученый Чижевский взял две луковицы, положил их в ящик и разделил непроницаемой стеклянной перегородкой. Все запаял герметично. Нет между луковицами контакта. Одна луковица – гнилая. Вторая – целая, здоровая. И через некоторое время пятна гниения появились на здоровой луковице – точно в тех местах, что и на «больной». И мы инстинктивно стремимся отойти подальше от того, что портится. Даже смотреть неприятно. С детства. А поэт и художник Россетти взял и положил в гроб к жене свои рукописи – так он выразил скорбь. Отдал умершей Элизабет самое дорогое. Элизабет тяжело болела туберкулезом и была наркоманкой. Она и умерла от зелья, к которому пристрастилась, – может быть, покончила с собой. И Россетти очень страдал – вот и положил рукопись в гроб. Потом передумал и согласился на эксгумацию тела. Достал рукопись и издал свои поэмы и сонеты. И все время плохо себя чувствовал, здоровье его разрушалось с каждым днем. Он заболел тяжелой депрессией. И к наркотикам пристрастился, к таким же, как умершая жена. Хотя уже с другой женщиной жил… Потом сошел с ума. А потом выпил целую бутылку зелья и умер. Потому что не надо ничего такого класть в гроб, зря он так поступил. Он потом опомнился, но это уже не помогло. И с людьми иногда происходят странные вещи, но поговорить об этом не с кем. Никто толком не знает, как это работает. Но все знают, что некоторые вещи делать не надо. Не надо – и все тут. Магия это или физика, психология это или биохимия – не имеет значения. Просто не надо делать то, от чего душа отворачивается, чтобы не искушать судьбу.

Мы еще маленькие были, я и подруга Женечка. Классе во втором учились. Мы шли по улице и сильно поссорились. Женя была не права. Она что-то обидное сказала. Я промолчала. А потом холодно попрощалась и пошла в другую сторону. Просто пошла – и все. Что же делать. Надо идти в другую сторону. И другой дорогой прийти домой. Тяжело было на душе. Но я шла и шла с ранцем за спиной и тряпичным мешком со «сменкой». Спокойно. Я долго шла. Людей много было; конец рабочего дня. Шум города. И я увидела, что Женя идет за мной. В отдалении. Далеко. Прячась за прохожими – идет. Она казалась такой маленькой в нелепом клетчатом пальто. В мальчиковой шапке «петушок», совершенно уродской. Колготки собрались в складки на тонких ножках… Тоже ранец, как горб. И мешок с кулиской. Я шла – и она шла за мной. Долго. Непонятно зачем. Хотя ведь все понятно, правда? Я остановилась – и Женя подошла, медленно так. Мы взялись за руки крепко и дальше пошли. И постепенно стали разговаривать. А потом – смеяться, как всегда. И пришли к нашему дому, держась за руки, как обычно. И все стало снова хорошо – как обычно. Как и должно быть. Потому что так и должно быть. Может быть, кто-то идет за нами? И ждет, что мы остановимся и подождем. И простим… А Женечки давно нет. Хорошо, что я ее подождала, правда?

непременно похвалит. Найдет внешность другого человека приятной. Увидит детали. «Ах, – скажет, – какие у вас милые ямочки на щеках! И глаза какие! И этот шарфик необычайно вам к лицу!» А придираться к чужой внешности будет не-красавица. А та, которая всю жизнь потратила, чтобы соответствовать идеалу, но все равно не смогла. Нет от природы легкости, изящества, идеального сложения, только масса усилий и маска. Настоящий умный человек обязательно найдет что-то хорошее в словах и мыслях другого. И даже в бездарном стихотворении или безыскусном рассказе похвалит удачное слово или строку. И найдет еще за что похвалить: за рассудительность или доброе намерение. Как и по-настоящему добрый человек – тот тоже хорошее увидит, если оно есть. Даже крошечное хорошее. А те, кто потратил жизнь, притворяясь умным или добрым, всех критикуют и ругают. Одаренный истинной красотой, умом, добротой человек всегда великодушен. И нет у него желания критиковать других. Наоборот, он щедро делится тем, чем его Бог одарил. Истинной красотой, глубоким умом, добродетелью… Критический интерес к чужой внешности – он у некрасивых, которые маскируются под красавиц. И немного помешались на этом. А тот, кто наделен истинным даром, тот великодушен. И видит в других то, что присуще ему самому…