Последний барьер - Дик Фрэнсис

После четвертого заезда я зашел следом за ним в бар и, когда он начал пить, сильно толкнул его под локоть. Пиво выплеснулось ему на руки и потекло по рукаву, он, матерясь сквозь зубы, круто обернулся, и наши лица оказались на расстоянии ладони.

— Извините, — сказал я. — А-а, это вы. — Я постарался, чтобы в голосе звучало удивление.

Его глаза сузились.

— Ты что здесь делаешь? Ведь Искрометный скачет в следующем заезде...

Я искоса взглянул на него.

— А я ушел от Инскипа.

— Ты перешел, куда я тебе предлагал? Отлично.

— Нет пока. Боюсь, с этим придется немного повременить.

— А что такое? Они уже набрали людей?

— Да я им вроде и не шибко нужен, раз меня выперли от Инскипа.

— Что-что? — резко переспросил он.

— Меня выперли от Инскипа, — повторил я.

— Почему?

— В тот день, когда мы с вами разговаривали, Искрометный проиграл, ну и пошли всякие разговоры... Они сказали, что доказать ничего не могут, но держать меня тоже не будут, и велели убираться.

— Да, не повезло тебе, — подытожил он, собираясь уходить.

— Но хорошо смеется тот, кто смеется последним. — Я хихикнул и взял его за руку. — И смеяться последним буду я, хотите верьте, хотите нет.

— Как это понять? — Он не скрывал презрения ко мне, но в глазах мелькнул интерес.

— Искрометному сегодня первого места не видать, — сообщил я. — У него, бедненького, сегодня болит животик.

— Откуда ты знаешь?

— Я пропитал его лизунец жидким парафином, — похвастался я. — С понедельника он сосет слабительное. Так что сегодня ему будет не до скачек. Первое место уж точно не светит, как пить дать. — Я засмеялся.

Черноусый окинул меня брезгливым взглядом, стряхнул с локтя мои пальцы и быстро вышел из бара. Я незаметно двинулся за ним. Он почти вбежал в павильон букмекеров и начал лихорадочно озираться по сторонам. Рыжеволосой не было, но она, наверное, откуда-то наблюдала за обстановкой, потому что вскоре я ее увидел — она быстро шла вдоль барьера к тому месту, где они встретились раньше. К ней тут же подбежал черноусый и стал что-то энергично говорить. Она слушала и кивала. Он заметно успокоился, вышел из павильона и вернулся к паддоку для представления участников. Женщина подождала, пока он скроется из виду, потом направилась прямо к отсеку для членов клуба и вдоль барьера пришла к Биммо Бонору. Тот склонился над барьером, и рыжеволосая с серьезным видом что-то зашептала ему на ухо. Он несколько раз кивнул, и она заулыбалась, а когда он обернулся, чтобы отдать указания своим клеркам, я увидел, что и на его лице играет широкая улыбка.

Через несколько минут я подошел к кабине Биммо Бонора и услышал, как он заключает с клиентами пари семь к одному против Искрометного. Он собирал с них деньги в полной уверенности, что платить ему не придется.

С довольной улыбкой я забрался на самый верх трибуны и оттуда следил за заездом. Искрометный растерзал всех оппонентов еще на препятствиях и нахально пришел к финишу с форой в корпусов двадцать. Посмотреть бы сейчас на мистера Бонора — как ему такой результат?

Теперь надо не попасться на глаза черноусому — мало ли что взбредет ему в голову! Я перешел в сектор с дешевыми местами и проторчал там двадцать томительных минут. Потом пробрался к воротам, через которые выводят лошадей, и к началу последнего заезда незаметно проник на трибуну для конюхов.

Старший сопровождающий конюх Хамбера стоял почти на самом верху трибуны. Я довольно грубо стал проталкиваться еще выше и наступил ему на ногу.

— Куда ты прешь, как на буфет?! — рявкнул он, глядя на меня малюсенькими, как дырочки для шнурков, глазками.

— Извини, старина. У тебя мозоли?

— Не твое собачье дело, — огрызнулся он. Все идет как надо, теперь он меня запомнит.

Я погрыз ноготь на большом пальце.

— Ты случайно не знаешь, где тут старший сопровождающий конюх Мартина Дэвиса? — спросил я.

— Вон он в красном шарфе. А тебе зачем?

— Работу ищу, — буркнул я и, не дав ему сказать ни слова, стал проталкиваться по ряду к человеку в красном шарфе. Из их конюшни в сегодняшних скачках участвовала только одна лошадь. Я тихо спросил его, не две ли лошади от них скачут, он покачал головой и ответил «нет».

Уголком глаза я заметил, что этот отрицательный ответ не прошел для старшего конюха Хамбера незамеченным. Итак, зерно посеяно, это хорошо. Я досмотрел заезд (лошадь Хамбера пришла последней) и, стараясь никому больше не попадаться на глаза, уехал с ипподрома.

В воскресенье вечером я отправил Октоберу отчет о разведывательной службе Биммо Бонора.

На День благодарения в Стаффорде одна из лошадей-участниц первого заезда — это был облегченный стипль-чез, — взяв последний барьер четвертой, неожиданно взбрыкнула, сбросила жокея, кинулась прямо сквозь внутреннюю ограду и бешеным галопом понеслась по жесткой траве в центральной части круга.

Ступеньки позади комнаты для взвешивания, с которых я наблюдал эту сцену, продувались всеми ветрами. Стоявший рядом со мной конюх, как следует выругавшись, побежал вниз ловить лошадь, однако она, будто обезумев, носилась из одного конца круга в другой, и бедняга конюх, а вместе с ним тренер и еще десяток добровольцев изрядно помучались, прежде чем поймали ее за уздечку. На это ушло добрых пятнадцать минут. Наконец они с обеспокоенными лицами провели лошадь мимо меня в конюшню при ипподроме. Гнедой жеребец, самых средних возможностей.

Несчастное животное обливалось потом и было взвинчено до предела. Ноздри, да и вся морда в пене, глаза дико вращаются — вот-вот вылезут из орбит. Лошадь трясло как в лихорадке, уши прижались к голове, казалось, она кинется на любого, кто посмеет приблизиться к ней.

Из программы я выяснил, что звали ее Супермен. В число моих одиннадцати лошадей она не входила, но я был абсолютно уверен — она двенадцатая в этой серии. Все симптомы налицо: взмыленный вид, внезапное буйство, и произошло это в Стаффорде во время облегченного стипль-чеза. Итак, двенадцатая попытка. Но на сей раз неудачная. Бекетт прав: реакцию лошади на это таинственное средство едва ли с чем-то спутаешь. В жизни я не видел скакуна в таком ужасном состоянии. «Возбужденные победители», о которых я читал в газетных вырезках, — это очень слабо сказано. Супермену, видимо, дали слишком большую дозу. А может, такую же, как одиннадцати его предшественникам, но для его организма она оказалась чрезмерной.

Ни Октобера, ни Бекетта, ни Мэкклсфилда в это время в Стаффорде не было. Остается надеяться, что, хотя это и был День благодарения, обещанные Октобером профилактические меры приняты, потому что не могу же я вылезать сейчас со своими предложениями и приставать к официальным лицам — сразу себя рассекречу. Очень важно, брали ли анализы на допинг перед заездом, принимались ли другие меры предосторожности. Надо немедленно опросить жокея — каковы его впечатления, проверить, заключались ли подозрительные сделки, и, наконец, выяснить, нет ли повреждений на шкуре лошади.