Приносящий счастье - Андрей Величко

Трудотерапия – великое дело, она и не таким помогала.

В далеком детстве я еще самым краешком застал те времена, когда в телевизоре регулярно рассказывали про центнеры с гектара. По словам отца, и в газетах часто встречались они же, но я их по малолетству не читал. А когда научился, гектары и центнеры кончились. На их месте буйно расцвели сплошные ужасы сталинизма и прелести демократии, которую нам предстояло построить. По телевизору же шла стрельба с мордобоем, а в перерывах – истошные рекламные завывания всяких хопров и властилин. Впрочем, я этот ящик, как уже говорилось, почти не смотрел.

И вот тридцать лет спустя мне вновь пришлось окунуться в описание урожаев с площадей. Правда, мы их мерили не в гектарах, а в сотках, так пошло еще с Изначального острова, где этим самым гектарам было просто неоткуда взяться. И конечный продукт измерялся не в килограммах, центнерах или тоннах, а в литрах.

Итак, что мы имеем по итогам уборочной кампании?

Пшеница – четыре с половиной литра с сотки. Мало! Правда, Женя говорит, что пшеничный спирт получается наилучшего качества. Может быть, но так ли оно нам нужно? Пить, говорят, вообще вредно для организма, а двигателям на вкусовые качества наплевать.

Картошка – четыре литра да плюс еще повышенные трудозатраты на подготовку производства. Нет, это не годится, ее в будущем году будем сажать немного, только на питание.

Сахарная свекла – пять с половиной литров при минимальной трудоемкости. Все бы хорошо, но дядя Миша утверждал, что она быстро выродится, и через несколько сезонов сахара в ней станет существенно меньше. Однако пока – очень приличный результат. Жаль, что здесь не растет сахарный тростник, – ему все-таки нужен климат потеплее.

И, наконец, царица полей, она же кукуруза. Почти восемь литров с сотки! Глядя на эти цифры, я поневоле чувствовал себя каким-то Хрущевым. А ведь она дала еще прорву ботвы, или как там называются эти стебли, которые мы просто свалили в компостные ямы. То есть явно надо расширять посевы, но не чревато ли оно тем, что для потомков «кукурузник» – это будет не самолет, а некто Коля Мещерский, он же Ник-ау? Не хотелось бы войти в историю именно таким образом.

Правда, в соседней тетрадке можно увидеть и более привлекательные цифры. Рапс – семнадцать литров с сотки, а подсолнечник – и вовсе почти тридцать! Но это другие литры – дизельные. Однако надо учесть, что из подсолнечного масла биодизель приготовить немного труднее, и он получается несколько хуже качеством. Кроме того, подсолнухи можно сажать только в защищенном от ветров месте, а рапс – где угодно. В общем, пока, наверное, будем продолжать выращивать обе эти культуры.

А под спирт, никуда не денешься, придется разводить кукурузу. Свиней, что ли, опять привезти, чтобы они жрали отходы производства? Так ведь не факт, что будут, да и не очень они нам пока нужны.

При нашем мизерном населении и непуганых кенгуру вокруг три охотника, не напрягаясь, легко обеспечивают потребное количество мяса. Вот когда счет народа пойдет на тысячи, действительно придется озаботиться развитием животноводства. А сейчас – рано, тем более что им и заниматься-то некому.

К текущей осени у нас сложилось следующее разделение руководящего труда.

Я был кем-то вроде президента, но не сказать, что это отнимало много времени или сил. А на мне еще висела и почти вся промышленность, а также вопросы дальнейшего исследования свойств кристаллов. В общем, выходило, что я кто-то вроде президента Академии наук, а по совместительству и просто президент.

Женю вполне можно было считать министром не только здравоохранения, но и самогонной промышленности – он знал массу тонкостей приготовления браги и успешно применял их на практике. Однако изготовлением биодизеля заниматься не желал, это мне пришлось взять на себя.

Дядя Миша – он, понятно, был у нас министром обороны и сельского хозяйства. А Поль – заместителем абсолютно всех должностных лиц да плюс еще кем-то наподобие директора иммиграционного бюро.

Кроме того, я надеялся на скорое возвращение Попаданца, чтобы тут же спихнуть ему вопросы образования и культуры. Потому как даже с первым у нас было не так хорошо, как хотелось бы, а насчет второй составляющей, то есть культуры, я не мог сказать вообще ничего. Хотя вроде пора. Ввести, что ли, какой-нибудь критерий? Типа сколько и каких книг человеку надо прочесть, чтобы в отношении его уже можно было говорить про культуру. Или хотя бы про интеллигентность – слово-то вроде неплохое, и не помешает наполнить его новым смыслом. Правда, с выбором у нас, прямо скажем, не ахти, но надо же с чего-то начинать! Итак, сколько томов про Незнайку должен прочесть абориген, чтобы получить высокое звание интеллигента, – один, два или все три?

Введем градации, а заодно и обозначающие их значки, решил я, чуть подумав. Пусть прочитавший только первый том получит звание интеллигента третьего ранга. Тогда у него будет стимул заняться вторым томом, про Солнечный город, чтобы получить более красивый значок интеллигента второго ранга. А осиливший еще и «Незнайку на Луне» – ясное дело, приобретет первый ранг. После чего уже сможет приступать к детской энциклопедии, чтобы стать не только интеллигентом, но еще и образованным человеком.

Пожалуй, этим займется Ханя – вот она-то уж точно прочла все три книги, потому что недавно спрашивала, есть ли у них продолжение. Но не одна, пусть наберет еще пару человек, а сама будет председателем… ну, например, квалификационной комиссии.

Да что же это за хрень, в некоторой растерянности подумал я. Чего ни возьмись обозвать, вместо аббревиатуры получается «кака»! Ладно, пусть это будет не комиссия, а департамент – заодно люди и выучат еще одно красивое слово.

Вскоре я вновь оказался в Москве, потому как для модернизации аппаратуры управления кристаллами требовалось не просто посетить работу, а и достаточно долго там посидеть. В силу чего я прибыл в институт в половине девятого. Работать было одно удовольствие – шеф в отпуске, сотрудники кто где, но только не на рабочем месте, так что до обеда в лаборатории вообще никого, кроме меня, не было. Институтские коридоры тоже не поражали многолюдностью. Собственно, мне там встретился всего один сотрудник, да и тот писатель – я про него уже рассказывал. Причем в девять утра – и чего это его понесло на работу в такую рань? Наверное, у человека творческий кризис, решил я. И как потом выяснилось, ошибся. Потому что опять встретил его же, но уже в восемь вечера. Причем он, похоже, ждал меня, но не знал, с чего начать разговор. Решив помочь, я поинтересовался:

– У вас что, какая-то срочная работа? В это время все ваши уже обычно расходятся.

– Нет, – вздохнул писатель, – просто на улице сейчас очень жарко, а у меня окна на южную сторону и нет кондиционера, дома просто невозможно находиться. А здесь прохладно, вот я и не тороплюсь.

Я смотрел на собеседника в некоторой растерянности. Ведь на складе полно элементов Пельтье, а тема по ним уже закрыта, так что они никому не нужны и выдадут их без всяких вопросов. Возьми сколько надо, зажми меж двух радиаторов, присобачь к ним по вентилятору – и все, кондиционер готов! Подавай на него двенадцать вольт и наслаждайся прохладой хоть до посинения. Или он не знает даже таких вещей и хочет, чтобы я его проконсультировал?