Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини

Никогда еще господин Бине не зарабатывал столько денег за один вечер, и уж меньше всего он рассчитывал на неожиданную удачу в такой несчастной маленькой деревушке, как Гишен.

— Да, но сейчас в Гишене ярмарка, — напомнил ему Андре-Луи. — Сюда съехались для купли-продажи из Нанта и Рена. Завтра последний день ярмарки, так что народу будет еще больше и мы обязательно увеличим вечерние сборы.

— Увеличим? Да я буду вполне счастлив, друг мой, если мы получим столько же.

— Можете не сомневаться в этом, — заверил его Андре-Луи. — Не выпить ли нам бургундского?

И тут разразилась катастрофа. О начале ее возвестили глухие удары и стук от падения, кульминацией же был грохот за дверью, от которого все вскочили на ноги в тревоге.

Пьеро выбежал за дверь и увидел человека, лежавшего внизу, у лестницы. Он испускал стоны, следовательно, был жив. Пьеро подошел и, перевернув его, обнаружил, что это Скарамуш, который морщился, гримасничал и подергивался.

Вся труппа, столпившаяся позади Пьеро, расхохоталась.

— Я всегда говорил, что нам с тобой надо поменяться ролями! — закричал Арлекин. — Ты же просто блестящий акробат! Ты что тут делаешь — тренируешься?

— Дурак! — огрызнулся Скарамуш. — Чего ты ржешь, когда я чуть шею себе не сломал?

— Ты прав. Нам бы надо плакать, что ты ее не сломал. Ну, старина, вставай. — И он протянул руку.

Скарамуш ухватился за нее, приподнялся с земли и с воплем повалился обратно.

— Нога! — простонал он.

Бине пробрался сквозь группу актеров, расшвыривая их направо и налево. До него быстро дошло, в чем дело: судьба и раньше играла с ним такие шутки.

— Что у тебя с ногой? — угрюмо спросил он.

— Наверное, сломал, — пожаловался Скарамуш.

— Сломал? Хм! А ну-ка вставай. — Он подхватил его под мышки и поднял.

Скарамуш встал на одну ногу, завывая; вторая подогнулась при попытке встать на нее, и он рухнул бы снова, не поддержи его Бине. От стенаний Скарамуша у всех в ушах звенело, Бине же на редкость изобретательно ругался.

— Чего ты ревешь, как бык? Не ори, придурок. Эй, кто-нибудь, стул сюда.

Принесли стул, и Бине швырнул на него Скарамуша.

— Ну-ка посмотрим, что у тебя с ногой.

Не обращая внимания на завывания Скарамуша, он сорвал чулок и туфлю.

— Что с ней такое? — спросил он, внимательно приглядываясь. — Я ничего не вижу. — Он схватил пятку одной рукой, носок — другой и стал вращать. Скарамуш вопил от боли, пока Климена не остановила Бине, вцепившись в его руку.

— Боже мой, ты совсем бесчувственный! — укорила она отца. — Парень повредил ногу. Зачем его мучить? Разве это его вылечит?

— Повредил ногу! — ответил Бине. — Я не вижу ничего особенного, из-за чего стоило бы поднимать столько шума. Возможно, он ушиб ее…

— Человек с ушибленной ногой так не кричит, — сказала Мадам через плечо Климены. — Может быть, он вывихнул ее.

— Этого я и боюсь, — захныкал Скарамуш.

Бине с отвращением сплюнул.

— Отнесите его в постель, — приказал он, — и сходите за врачом.

Распоряжения были исполнены. Явился врач и, осмотрев пациента, сообщил, что у него нет ничего страшного — просто при падении он, должно быть, слегка растянул ногу. Несколько дней покоя — и все будет в порядке.

— Несколько дней! — воскликнул Бине. — Тысяча чертей! Вы хотите сказать, что он не сможет ходить?

— Это было бы неблагоразумно да и невозможно — ну разве что несколько шагов.

Господин Бине расплатился с доктором и сел думать. Он налил себе бургундского, без единого слова залпом выпил его и уставился на пустой стакан.

— Вечно со мной случается что-то в таком духе, — проворчал он, ни к кому не обращаясь. Все члены труппы стояли перед ним в молчании, разделяя его уныние. — Пора бы мне знать, что не одно, так другое произойдет, чтобы все погубить, когда впервые в жизни по-настоящему повезло. Ну да ладно, все кончено. Завтра собираемся и едем. И это в лучший ярмарочный день, когда мы на вершине славы и могли бы выручить целых пятнадцать луидоров! Не тут-то было — все летит к чертям! Проклятье!

— Вы хотите отменить завтрашнее представление?

Все — и в том числе Бине — повернулись к Андре-Луи.

— А что же нам делать? Играть «Фигаро-Скарамуша» без Скарамуша? — насмешливо спросил Бине.

— Конечно нет. — Андре-Луи вышел вперед. — Но можно ведь перераспределить роли. Например, у нас есть прекрасный актер Полишинель.

Полишинель отвесил ему поклон.

— Тронут до слез, — заметил он, как всегда сардонически.

— Но у него есть собственная роль, — возразил Бине.

— Маленькая роль, которую мог бы сыграть Паскарьель.

— А кто будет играть Паскарьеля?

— Никто. Мы его уберем. Пьеса не должна пострадать.

— Он предусматривает все. Что за человек! — съязвил Полишинель.

Но Бине не спешил соглашаться.

— Вы предлагаете, чтобы Полишинель играл Скарамуша? — недоверчиво спросил он.

— А почему бы и нет? При его способностях он должен справиться.

— Опять-таки тронут до слез, — вставил Полишинель.

— Играть Скарамуша с такой фигурой? — Бине приподнялся, чтобы ткнуть указующим перстом в сторону плотного, коренастого коротышки Полишинеля.

— За неимением лучшего, — возразил Андре-Луи.

— Тронут столь глубоко, что рыдаю в три ручья. — На этот раз поклон Полишинеля был просто великолепен. — Нет, в самом деле, выйду на воздух, чтобы остыть, — ведь мне столько раз пришлось краснеть.

— Пошел к черту, — напутствовал его Бине.

— Чем дальше, тем лучше. — Полишинель направился к двери. На пороге он остановился и принял театральную позу. — Слушай меня, Бине. Вот теперь я не буду играть Скарамуша ни за что на свете. — И он вышел. Надо сказать, это был весьма величественный уход.

Андре-Луи пожал плечами, развел руками и вновь опустил их.

— Вы все испортили, — сказал он господину Бине. — А все так легко можно было уладить. Ну да ладно, хозяин здесь вы, и поскольку вы хотите уезжать, я полагаю, нам следует заняться сборами.

Он тоже вышел. Господин Бине минуту постоял, размышляя, и его маленькие глазки стали очень хитрыми. Он нагнал Андре-Луи в дверях.

— Давайте пройдемся вместе, господин Parvissimus, — сказал он очень ласково.

Господин Бине взял Андре-Луи под руку и вывел на улицу, где все еще царило оживление. Они прошли мимо палаток, выстроенных на рынке, и спустились с холма к мосту.

— Вряд ли мы будем завтра укладываться, — наконец сказал господин Бине. — Нет, завтра вечером мы играем.

— Насколько я знаю Полишинеля — нет. Вы…

— А я думаю не о Полишинеле…

— О ком же тогда?

— О вас.

— Я польщен, сударь. Что же именно вы обо мне думаете?

На вкус Андре-Луи, тон у Бине был слишком льстивым и вкрадчивым.

— Я думаю о вас в