Мемуары Дьявола - Фредерик Сулье

Если по ходу рассказа старика мы не всегда подробно передавали удивление графини и барона, если мы не достаточно детально показали, какое серьезное впечатление произвело на них то, о чем они услышали и почему они, не обращая внимания на причудливый язык старика, следили только за сутью повествования, то лишь потому, что обо всем этом не трудно догадаться, а вот чем дело закончилось, мы сейчас увидим.

Едва старый солдат умолк, маленькая нищенка собралась начать свою историю, но Леони, как будто больше всех стремившаяся услышать о приключениях девочки, мягко остановила ее:

– Я казалась себе сильнее, чем есть. Дорога так утомила меня, что глаза просто слипаются. Отложим рассказ о ваших несчастьях, завтра я смогу выслушать вас с большим вниманием.

Луицци понял намерение графини и проводил нищего и девочку в отведенные им комнаты.

Лицо Леони выражало крайнюю озабоченность, переходившую от непонятного страха к столь же расплывчатым надеждам, тогда как на лице Луицци застыла маска непреодолимого ужаса. Но вот Леони показалось, что ей удалось разобраться в своих чувствах, и она с восторгом поведала Луицци:

– Во всем, что с нами происходит, я слышу глас всепрощающего Господа. Он устроил на нашем пути эти удивительные встречи, чтобы дать возможность совершить праведный поступок. Когда настанет наш час предстать на его суде, это позволит ему простить то, что мы совершили.

Луицци ничего не сказал вслух, но сердце нашептывало ему:

«Скорее это предостерегающий окрик ада. Властью Сатаны переплетаются дороги, чтобы я сбился с пути».

– Вы не согласны со мной? – Мрачная озабоченность Армана, который впервые оказался глух к ее словам и не ответил ей, удивила Леони. – Вы думаете иначе? – переспросила она его. – Полагаете, что это грозное предзнаменование судьбы, что все произошедшее слишком необычайно, чтобы за ним не скрывалось предостережение?

– Не знаю, – ответил Арман с видом человека, потерявшего всякую надежду. – Не знаю, потому что меня пугает все, что со мною происходит. Моя жизнь – тайна, вызывающая содрогание. Признаюсь, в настоящий момент я уповаю лишь на Господа, дарующего вам, и только вам, свою защиту. Несомненно, Он защищает вас, такую святую и чистую, чтобы не дать пропасть на уготованном мне гибельном пути.

– Арман, – воскликнула госпожа де Серни, – чем вызваны такое малодушие и страх? То, что тревожит нас, не имеет ничего общего с этими странными встречами.

– Дело в том, что я вижу в них то, что скрыто от ваших глаз.

Отпечаток покорности перед фатальной неизбежностью, когда любые усилия напрасны и все попытки сделать добро приводят к злу, лежал на лице Армана.

Графиня опешила от подобного заявления и, почувствовав, что присутствие духа покидает и ее, промолвила:

– Наверное, вы правы, Господь незамедлительно карает виновных.

– Что вы хотите сказать? – оживился барон.

– Едва мы ступили на путь, уготованный нам судьбой, как вы уже сожалеете о свершившемся.

– Леони, Леони! – воскликнул барон. – Вы думаете, что говорите? Неужели я столь низок, чтобы дать вам повод думать подобным образом?

Он подошел к ней ближе и продолжил:

– О! Вы правы, на самом деле все так и есть: наказание всегда следует за проступком, вот и я уже удостоился вашего презрения за свое малодушие.

– Нет, Арман, нет! – Леони в свою очередь подошла ближе к барону, откинула длинные волосы, упавшие на его озабоченное лицо, как будто хотела вместе с ними отогнать удручавшие его мысли. – Как я могла так думать, мой Арман, мне просто стало страшно, вот и все! Но не из-за тебя, право, я верю тебе! Ты, я знаю, ты испытал много невзгод и всегда хотел любви, чтобы чувствовать себя счастливым. А я так люблю тебя, так люблю, что отведу рок, который заставляет тебя страдать.

– О да! – Арман прижал ее к сердцу. – Ты – ангел жизни моей, ты – рука Господа, протянутая мне для спасения в бурю, ты – свет, которым он показывает мне дорогу в ночи! Говори, что скажешь, то я и сделаю, чего захочешь ты, того и я захочу!

– Отлично! Доверься мне, Арман, – сказала Леони, – отнесемся к тому, что меня так удивило, а тебя напугало, как к божественному предзнаменованию. Закончим общими усилиями начатое дело, похоже, посланное Господом нам в руки: вернем мать ее дочери. Бог зачтет наши добрые дела, примет наши усилия как самое святое и важное, что можно осуществить на земле.

– Ты права, – согласился Луицци, – тебе это зачтется как благодеяние, а для меня станет искуплением. Теперь послушай, я уже кое-что сделал для этого.

И барон рассказал о письме, написанном Густаву де Бридели и каким образом он отрекомендовал госпожу Пейроль. Леони слушала с нежной улыбкой, а когда Луицци закончил, поцеловала его в лоб, как будто поняла, за что он казнит себя.

– Арман, вот видишь, ты благороден и добр, когда захочешь, лишь ложные огни сбивают тебя с пути. Нужно бы узнать, выполнил ли твое поручение господин де Бридели. Ты отправил письмо вчера вечером из Фонтенбло, значит, он получил его этим утром, и если у этого господина хватило великодушия, чтобы понять тебя, то уже утром он должен был покинуть Париж. Напиши госпоже Пейроль, дабы удостовериться, что он выполнил твою просьбу. Если же его нет с ней рядом, то мы поедем и сами расскажем ей о том, что было бы неразумно доверять письму. Или лучше назначим ей свидание здесь, где мы ждем твою сестру, тогда нас будет уже трое, обязанных тебе своим счастьем.

– Так я и сделаю, – задумчиво ответил Луицци. – Иди отдохни, а я, пока ты спишь, напишу письмо. Мне еще нужно подробно изложить обо всех моих намерениях нотариусу, чтобы за один день закончить в Тулузе все дела.

Графиня удалилась в спальню их маленького номера, и Луицци остался один.

Несомненно, Луицци был прав, когда говорил Леони, что она ангел его жизни, ибо едва она покинула его, как унесла с собой то, что давало ему надежду, веру и любовь к ближнему: надежду в радостное будущее, веру в прощение Господа, милосердие к страждущим.

Как только он остался один, сомнения и страхи вновь завладели им, он снова стал взвешивать свою жизнь, перебирая свои добрые и дурные дела, которые, как ему казалось, он в силах использовать или поправить.

Он сказал себе, что, ежели они станут ждать ответа от госпожи Пейроль или ее приезда, их с графиней смогут обнаружить в городе, находящемся на пересечении половины больших дорог Франции, ведущих в Париж. Он рассудил, что после всего, что произошло, не вправе жертвовать своей безопасностью и безопасностью графини ради женщины, которая днем раньше или позже и так разыщет свою мать.

На данный момент миссии Густава было вполне достаточно, чтобы вырвать госпожу Пейроль из нищеты, представлявшей собой не слишком мучительное испытание для женщины, воспитанной в бедности и тяжком труде.