Второй шанс для двоих - Игорь Гребенчиков

этом бренном мире станет меньше. Если только он, как честный человек, не согласится на ней жениться.

Какой-то у меня нездоровый комплекс старшего брата появился…

— А ты не думал, что это все может быть и к лучшему? — спрашиваю. — Я к тому, что, может быть, произошедшее между вами это как раз именно, что и должно было случиться? Почему бы вам, собственно, и вправду не попробовать стать… парой?

Витя посмотрел на меня с ничем не прикрытым скепсисом. Разве что только пальцем у виска не покрутил:

— Макс, ну ты, блин, сам-то понимаешь, какую глупость сейчас сказал? Насильно мил не будешь. Если я буду сейчас пытаться заставить себя ее полюбить, то в итоге всем только хуже сделаю. И себе, и Светке. Я-то знаю, что я не испытываю к ней ничего, кроме дружбы. Поэтому и говорю, что глупость вчера сделал. Конкретную. И что дальше теперь делать, вообще не представляю. Только и остается надеяться, что она не станет в связи с этим переоценивать наши уже «чуть больше, чем друг» отношения. Потому что тогда, боюсь, у меня тупо не будет другого выхода, кроме как наступить себе на горло. Я не хочу делать ей больно. А так, глядишь, она и сама увидит, с каким идиотом ей все же приходится иметь дело.

На этих словах он довольно горько усмехнулся. Выцарапал забившийся между дощечками камушек и с силой запустил его по водяной глади. Тот совершил три или четыре прыжка по поверхности, прежде чем с громким бульканьем уйти на глубину.

Нихрена себе. Всю жизнь мечтал научиться так делать.

— Знаешь, а ведь у меня похожая ситуация, — при этом я все еще удивленно таращусь в ту точку, где камушек пошел ко дну. — С Алисой.

Витя вперил в меня внимательный и почти что даже сочувствующий взгляд карих глаз:

— Тоже что ль вчера не удержались и решили заняться тем, чего в нашей распрекрасной стране до недавних пор якобы не было?

В груди что-то неприятно кольнуло, очень захотелось дать ему в морду за такие намеки, но вовремя одумался. Для Алисы в этой фразе не было ничего оскорбительного. Просто невинный вопрос.

— Не, — губы, однако, все же сжались в тоненькую ниточку. — Ничего такого между нами не было. Там еще хуже. Она мне в… В чувствах, короче, призналась.

Ну не могу я это слово выговорить. Вот никак. Да и словосочетание «химическая реакция» мне как-то больше само по себе нравится.

А Витя, неожиданно для меня, хохочет. Даже обидно как-то стало.

— Ну ты, блин, Макс, нашел проблему, — выдыхает, отсмеявшись, парнишка. — В любви призналась, катастрофа-то какая. Радоваться надо, когда такая девушка на тебя сама вешается. А у тебя лицо, будто ты тарелку лимонов съел. Знаешь ли, ахах, вопросы тут ненужные волей-неволей возникают…

— Да иди ты, Соколов, — рычу в ответ. — Ты всей ситуации не знаешь…

— Ой, ну не драматизируй, а, — потягивается Витя. — Даже слепой бы заметил, что она тебе нравится. И к чему тогда все это? Сам себе проблему создаешь, ей-богу…

Нет, если уж и не в морду, то подсрачник я ему точно пропишу. Так, чисто для морального удовлетворения.

— Последний раз, когда я кому-то доверился, мною жестко подтерлись, — сплевываю я. — Очень жестко. Хотя сейчас это кажется ерундой, но тогда для меня это был такой удар, что я чуть кукухой не тронулся. Это меня надломило очень сильно. Я изменился с тех пор. Далеко не в лучшую сторону. А когда уже изменился, знаешь, довольно сложно стать прежним. Тот человек, которым я стал, отрицает… отрицает… — ай, черт с ним. — Любовь.

— Тяжело, наверное, было, — понимающе кивает Витя. — Помнишь же Настю? Ну, такая, русая, с длинными волосами?

— Да, — киваю.

— Я в нее влюблен когда-то был… Даже очень. Но, как видишь, не срослось. Ибо он был тем, с которым она обязательно была бы счастлива, но почему-то не может, — Витя застонал и откинул голову назад, почему-то улыбаясь во весь рот. И выглядела эта улыбка как-то неестественно. Показалось даже, что у него зубы острые. Пришла, блин, белочка… — Долго она мне мозги делала. А потом… Кое что случилось… И в один момент стало как-то все равно. Вот совсем.

— Повезло, — жму плечами.

— Да я не к этому сейчас, — поморщился пионер. — Тоже хреново было, поверь. Но… это жизнь! Дерьмо случается. И похуже, чем у меня. Чем у тебя. У Дэна вон, вратаря нашего, брат старший в Дашти-Марго… Ой, ладно, не будем об этом. Короче, херня это все полная у тебя, Макс, без обид. Отпусти и забудь. Так что скажи Алиске, что тоже ее любишь.

Я хотел было что-то сказать, но тут же пристыженно замолк. Стыдно, ой как стыдно… Сделали меня. Как мальчишку, иначе и не скажешь. Вот, оказывается, до чего эгоцентризм-то довести может…

— Все равно не могу, — нахожу в себе силы продолжить этот разговор. — Есть еще причина… Но тут уж извини, друг, об этом говорить точно не буду. Даже с учетом нашей ситуации.

— Знаешь, вот лучше бы ты вообще молчал, — смотрит на меня с крайним интересом, вопросительно изогнув бровь. — Я теперь крайне заинтригован.

А ведь действительно, кто за язык вообще тянул? Замолчал бы в тряпочку, нет, надо последнее слово за собой оставить. До чего же дурная привычка.

— Если я тебе скажу, то ты подорвешься и побежишь сдавать меня в дурку, — сообщаю я, лелея надежду, что этого аргумента будет достаточно.

Но Витя в ответ только рукой махнул:

— Да расслабься ты, делать мне вот больше нечего. Да и просто поверь мне на слово — меня ты вряд ли чем-то удивишь.

Сильное заявление. Проверять его я, конечно, не буду.

— В любом случае, ты, скорее всего, решишь, что я над тобой издеваюсь, — цокнул зыком я, выуживая еще один камушек. — Так что твердое «нет».

Попытался его так же, как Витя, закинуть — нихрена. Беда-бедовая.

— Да не буду я, — улыбается. — Чего ты за меня-то все решить пытаешься? Тем более, раз ты так этим озабочен, то, стало быть, явно не будешь это говорить именно с такой целью, логично?

Боже, я правда собираюсь это сделать? Это же идиотизм чистой воды.

— То есть, если, допустим, я скажу, что мы с Дэном из будущего, то ты мне, типа, поверишь?

Витя, будто со всеми степенями осторожности, жмет плечами. О чем-то задумывается, принявшись вертеть в руках свою кружку. Его взгляд приобрел оценивающее, взвешивающее выражение, какое я редко наблюдал на лицах подростков.

— Ну, отчего же и не поверить, —