Вовка-центровой - Александр Санфиров

Когда они доехали до своей остановки, которая, конечно, называлась совсем не барахолка, из автобуса вышли почти все пассажиры и отправились в широко раскрытые ворота. Из репродуктора, висевшего на столбе, доносился голос диктора, читающего новости, на который никто не обращал внимания. Два милиционера, лениво лузгающие семечки, внимательными взглядами окидывали огромную толпу снующих туда-сюда людей. Вместе с потоком посетителей братья прошли дальше и начали разглядывать длинные ряды стоявших за прилавками продавцов. Вот кого здесь было много, так это инвалидов. Казалось, что почти половина из стоявших за прилавками была представлена именно ими. Одноногие — с грубыми деревянными протезами на ремнях, однорукие — с железным крючком вместо кисти, в поношенном солдатском обмундировании, с медалями и орденами на груди. А продавалось здесь всё, что только могло продаваться.

Между пришедшим на барахолку людом то и дело мелькали подозрительные лица с бланшами под глазом. В тупике за углом дома храпел безногий пьяный инвалид, с завернутыми и завязанными веревкой на бедрах штанинами. Его доска с подшипниками лежала у него прямо на животе, и во сне он крепко прижимал ее к себе обеими руками.

Вовка крепче взял за руку в испуге глазеющего на инвалида Мишку и пошел вдоль рядов, разыскивая, где могут продаваться футбольные мячи.

Они прошли уже прилично, разглядывая все, что лежало на прилавках. Но как всегда, когда нужно купить что-то конкретное, именно этого конкретного никогда не найти. Они прошли всю барахолку и уныло возвращались к выходу, мячей они так и не увидели.

Когда уже почти дошли до ворот, Вовка краем глаза заметил что-то знакомое в куче хлама, разложенного на куске старого брезента. Не веря в удачу, он подошел и увидел не надутый, а согнутый вдвое футбольный мяч. Рядом с этим хламом стояла толстая пожилая тетка, весьма подозрительно глядящая на братьев.

— Можно мяч посмотреть? — спросил Вовка.

Тетка явно оживилась.

— Посмотри, посмотри, — быстро зачастила она, — мячик новый, еще довоенный, в чемодане семь лет пролежал.

Вовка взял мяч, слежавшаяся плотная кожа разворачивалась с трудом. Разрез для камеры не был зашнурован, и он быстро вытащил ее из мяча. Та явно не была в деле, ни одной заплатки. Он сунул конец резиновой трубки в рот и надул, сколько мог. После чего оба с Мишкой сосредоточенно слушали, не сифонит ли где-нибудь воздух. Потом начали рассматривать сам мяч. Действительно, мяч было совсем не использованный.

«Намажу маслом подсолнечным, — подумал Вовка, — кожа отмякнет».

— А сколько вы хотите за него? — наконец спросил он у тетки.

Та внимательно посмотрела на мальчишек и назвала цену. Вовка внутренне присвистнул, это было немногим больше, чем расщедрился отец.

— Ладно, Мишка, пошли, — сказал он, обращаясь к брату, — видно, не судьба нам мяч купить.

Тетка явно забеспокоилась.

— Парнишки, так что, дорого это для вас?

— Это не для нас дорого, тетя, — наставительно сказал Вовка, — это за ваше утильсырье дорого. Ждите, может, какой дурак за эту цену и купит.

— А за сколько ты бы купил? — уже серьезно спросила торговка.

— Вот если бы у вас еще насос был, тогда за всё мог бы заплатить половину вашей цены.

Та язвительно улыбнулась.

— Ты, парень, нахал, однако насос тоже денег стоит. — Но нагнулась и вытащила старенький насос из-под груды железяк.

Вовка посмотрел насос и демонстративно им побренчал.

— Насос-то ваш нерабочий, тетя.

В итоге через пятнадцать минут торгов они шли с мячом и насосом, и в кармане у него оставалась еще пара бумажек, на которые Вовка хотел купить десяток хороших рыболовных крючков, примеченных у одного инвалида.

Сесть на автобус, идущий в поселок, удалось без труда, народа было совсем немного. Они сидели на дерматиновых сиденьях и всю дорогу глядели в окно. Мишка был в восторге и говорил не умолкая, как будет здорово, когда они придут на поле со своим мячом. А то Юрка Серов совсем задрал нос и выделывается, хотя мяч у него даже по земле катиться не может.

Домой они приехали часа в четыре. Родители были еще на работе, и можно было заняться своим приобретением. Первым делом Вовка густо намазал мяч подсолнечным маслом и убрал в сторону. Затем разобрал насос и начал думать, чем заменить совсем истрепавшийся поршень, но тут Мишка проявил инициативу и приволок откуда-то старую велосипедную камеру, из которой поршень и был вырезан. Солидола в хозяйстве Павла Александровича не было, поэтому пришлось использовать для герметизации мамин вазелин, за который еще придется ответить. Потом Вовка взял самую страшную отвертку и начал обтачивать ее напильником. Заинтригованный Мишка крутился вокруг и спрашивал, что это будет. На этот вопрос Вовка отвечал одно:

— Догадайся.

Но даже когда Вовка в обточенном конце просверлил отверстие и немного изогнул получившуюся петлю, Мишка ничего не мог понять. За час, который они возились, мяч, конечно, еще не отмяк, но Вовка все же надеялся, что при накачивании кожа не потрескается. Он вставил камеру в мяч и накачал его как следует, согнул резиновую трубку вдвое и завязал суровой ниткой. Запрятав завязанную трубку в разрез мяча, он предложил Мишке:

— Теперь попробуй зашнуровать мячик.

Тот жадно схватил мяч в руки и попробовал пропихнуть кожаный шнурок в дырочку, но у него ничего не получалось.

— А теперь гляди, — сказал старший брат, взял свой инструмент, провел его в дырку, вставил в петлю конец шнурка и спокойно продернул его.

— Ух ты! — восторженно завопил Мишка. — Как просто, а наши парни про такую штуку даже не знают. Ты, Вовка, даешь, не помнишь, кто с тобой за партой сидит, а такую хреновину сделал! Всё, давай бежим на пустырь, надо обновить, мы таким мячом еще никогда не играли!

Когда братья вышли из дома, то они увидели нескольких цыганок, с шумом и гамом идущих по улице, их длинные юбки вздымали пыль с земли. Они бесцеремонно заходили в калитки и стучали в двери. Там, где им кто-нибудь открывал, сразу начинался громкий разговор. Чаще всего он заканчивался тем, что им что-нибудь подавали, и они шли дальше. В дома их не пускал никто. На идущих мальчишек с мячом они даже не глядели. Но Вовка им предупредительно крикнул, когда они направились к их калитке.

— Эй, чавелы, дома нет никого, идите дальше, — потом он спросил у брата: — А эти попрошайки откуда взялись?

Тот растерянно пожал плечами.

— Не знаю, я их этим летом еще не видел.

Они по тропинке вышли к пустырю и тут поняли, что футбол на сегодня откладывается. Половину пустыря занимал огромный цыганский табор. Цыгане ставили палатки, жгли костры, на которых уже висели закопченные котлы. Между палатками и телегами бегали цыганята, малышня вся была голая. Ребята чуть постарше носили рубашонки. Обуви не было ни у кого. Женщин почти не было, видимо, все ушли попрошайничать, гадать и воровать. На телегах сидели совсем дряхлые старухи и громкими голосами обсуждали какие-то проблемы. Чуть подальше цыган-кузнец уже разводил огонь в горне и собирался перековывать лошадей. На Вовку и Мишку никто не обращал внимания, каким-то шестым чувством цыгане знали, что с братьев взять нечего. Только черный жеребец со спутанными передними ногами подскакал к ним и вытянул губы, ожидая лакомства.