Дни поздней осени - Константин Сергиенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опять перечитала стихи. Встречаются очень печальные. Такая у него натура. Есть люди, которые любят страдать. А по-моему, надо делать все, чтобы избежать страдания. Стремиться к насыщенной жизни. Когда есть занятие, чепуха выходит из головы. По нынешним дням чувствую. Какая уезжала расстроенная, а теперь? Море, сосны и свежий воздух изгнали тоску. Теперь я спокойна, о своем «романе» вспоминаю с усмешкой. Какой там роман! Мимолетная встреча. Вот вернусь на дачу, а там меня поджидает новая записка от «неизвестного». В конце концов, обещал! И Дима наверняка скучает по мне. Нет, все-таки жизнь неплоха. Надо гнать из себя страдание и скуку.
Между прочим, пишу на пляже. Сегодня теплый солнечный день, решили никуда не ездить, купаться и загорать. У меня уже есть чем похвастаться, под купальником тело гораздо светлей. Аня загорела меньше.
Синекрылов ходит вокруг гоголем. Он стесняется мамы и не слишком-то вольничает. Мама сегодня веселая, завела знакомство с дамой из соседнего номера. Беседуют.
Когда собрались уходить, Синекрылов подсунул записку: «Выходи к морю после ужина, я покажу тебе одну вещь». Интересно, что это он собрался мне показать?
...22.30. Ужас! Кошмарный Синекрылов! После ужина я так, любопытства ради, спустилась к морю. Он меня ждал и сразу потащил в сосны. Даже испугалась немного. Не сразу заметила, что рукав его рубашки окровавлен.
— Смотри! — сказал он и завернул рукав.
А там! Чуть в обморок не упала. Рука в крови, на ней бритвой вырезано МАША. Этим он хотел добиться моего расположения? Глупо, ужасно глупо. Только зря руку испортил. Теперь всю ночь будут сниться кошмары.
Вчера не писала, такой суматошный день. Все нужно было успеть. В Ригу съездить, купить сувениры, искупаться. А вечером в нашем номере допоздна сидели гости, мамина новоиспеченная знакомая и ее друзья. Разговоры были неглупые. Я все на маму дивилась. Лишенная домашних забот, она переменилась, даже румянец на щеках заиграл.
Сейчас уже в поезде. Катим в Москву. Хорошие были деньки, есть о чем вспомнить. Вот только «кровавый» роман с Синекрыловым омрачает картину. Я Ане рассказала, та посмеялась. А мне не смешно, совсем не смешно.
За окном мелькают чистые латвийские леса, поля, на них коричневые коровки. Чем ближе к востоку, тем меньше ухоженности в пейзаже. А мне по душе наша российская запущенность. Где тут в Прибалтике встретишь Черную дачу, по пояс погруженную в одичавшие кусты и незнакомые растения.
Эх, Черная дача! Странный был все-таки месяц в моей жизни. Что же оставшееся лето покажет?
В Москве. На дачу сегодня не поехали, решили завтра с утра. У меня элегическое настроение. Приятно было вернуться в Москву из Риги. От узких каменных улиц в наш белый девятнадцатый век. Ходила по Староконюшенной части, особняки разглядывала, изучала дворы. Иногда возникало ощущение, что когда-то я здесь была. Не пять и не десять лет назад, а гораздо раньше, в том же девятнадцатом. Чувство такое острое! Вот-вот распахнется окно и тебя позовут. Страшно признаться, но за шторами этих окон мне чудилось и его лицо. Значит, еще не кончено? Не избавилась от наваждения? Сердце сжимается. Ведь знаю, чувствую, ничем хорошим это не кончится. Остаться бы в Москве, не ехать на дачу. Если он провожал холодно, то сейчас вообще не узнает. Неделя прошла, всего-то неделя, а мне кажется, год миновал. Я ненормальная.
И снова я счастлива! Он меня не забыл!
На дачу приехали днем, соорудили обед из консервов, пошли купаться. Конечно, речушка наша не Рижский залив, но приятно вернуться к пенатам!
Я вся дрожала от нетерпения. Пока наши нежились на пляже, я сочинила, что болит голова, она и вправду немножко болела, и помчалась домой. Еще через несколько минут была на той стороне. Ноги подкашивались, когда подходила к дому. Но в комнатах его не оказалось. Я растерялась. Так долго готовилась, собиралась с духом, а его просто нет.
Обессиленная, повалилась в кресло, книгу в руки схватила. Может, уехал совсем? Может, с ним что-то случилось? Но тут дверь отворилась, и он вошел. Я вскочила ни жива ни мертва. Он застыл на мгновение, потом подошел ко мне, обнял:
— Маша! Как я тебя ждал!
Он был взволнован.
— Нет, вы не ждали меня, — бормотала я, — вы забыли...
— Забыл! Да я только о тебе и думал.
Я вручила ему два камешка и листочек.
— Мне нравится этот, — он взвесил на ладони крестик. — Впрочем, и другой неплох. Похож на звериную мордочку.
Он стал расспрашивать о поездке, просил рассказывать обо всем. И я рассказывала. О солнце, лежащем яблоком на белом столе залива. О соснах и ангельском пении хора. О мерном бое часов, о ночном дыхании моря. О том, как однажды в темноте прикатила на пляж машина и смело поехала в воду. Фары ее светили далеко, аж до самой Швеции. Мне казалось тогда, что это живое существо. Каждую ночь оно забредает в море, вглядывается, ожидает.
— Да, — сказал он задумчиво. — Этот берег странное для меня место. Я ведь намекнул когда-то, Маша, что бывал в Юрмале. И всегда там что-то терял. Вернее, кого-то. Я возвращался в Москву, и оказывалось, что тот, кто меня провожал, уже не приходил встречать. Я посылал оттуда письма, они не доходили. Я звонил и слышал равнодушный голос. Бывало наоборот. Не я, а близкий человек уезжал в Юрмалу. Но суть оставалась той же: я терял человека.
— Наверное, вы очень рассчитывали на мою поездку, — храбро сказала я.
Он засмеялся:
— Ты ведь представить не можешь, как я нервничал. Думал, неужто и в этот раз?
— Не повезло, — сказала я со вздохом.
Он смеялся, а потом серьезно сказал:
— Маша, нам нельзя расставаться. Нет, правда, почему все должны расставаться?
— А как же книга про расставание? — спросила я. Он заходил по комнате.
— Я напишу все, что знаю о расставании, и, может, тогда оно обойдет нас стороной.
— До осени еще целый месяц, — сказала я, — а там вы уедете.
— Ну и что? Разве только на даче можно встречаться?
— Я буду в школу ходить.
— Найдем время!
Я только вздохнула.
Он обнял меня и посмотрел в глаза.
— Тебе хорошо со мной?
— Да, — ответила я.
— Так зачем же нам расставаться?
И он приблизил ко мне губы...
Понедельник, вторник, среда, четверг и так далее. Дни закрутились колесом, фонтаном брызнули в небо. Дни моего счастья.