Дни поздней осени - Константин Сергиенко

Для начала выпили кофе в баре, а потом и обед подоспел. Я все по сторонам смотрела, и первый, на кого наткнулся мой взор, был юноша с поэтической фамилией Синекрылов. Оказалось, он вовсе не Анин одноклассник. Учится в другой школе и классом выше. Как же тогда попал на день рождения?

— Так он брат Людочки Синекрыловой. Тот самый, который твою фотографию видел и все мечтал познакомиться.

А! Я вспомнила эту романтическую историю, весьма давнюю. Аня тогда надо мной подшучивала, а потом все забылось.

— Так это он? Что же ты мне не сказала?

Аня пожала плечами и произнесла ядовито:

— Это герой не твоего романа. Он плохо учится и не говорит по-французски.

Синекрылов со мной поздоровался, причем довольно развязно. Мы с Аней стали гадать, как он попал в Дом творчества.

— У них, кажется, дядька в чинах, — сказала Аня.

После обеда пошли по юрмальским магазинчикам, мелочей накупили. От Дзинтари возвращались берегом моря. Спокойный розовый закат, море уходит невесть куда, чайки кричат. Хорошо! Вспоминали прошлогодний наезд в Дзинтари. Ничего не изменилось, и море, и чайки, и краски заката все те же. Время застыло. Но я уже не та. С грустью ощущаю это. Я стала взрослой, детство уходит, картина мира становится сложней.

Сегодня мама купила билеты на Потсдамский хор, и мы пошли. Концерт на свежем воздухе среди сосен. Так замечательно! Чудесное пение возносилось к вечерним облакам, и тени меняли окраску вполне в соответствии со звучанием хора. У меня было впечатление, что вся природа, прикрыв глаза, наслаждалась мессой Гайдна. Слезы на глаза навернулись.

И снова пошли по песку, теперь в сторону Булдури. Все эти дни немного прохладно, мало кто купается, больше фланируют берегом моря. В Булдури сели на электричку и вернулись в Дом творчества. К ужину не успели, но папа принес нам в номер кефир и булочки.

Этот Синекрылов везде нас поджидает. Он, вероятно, робкий, развязность его показная. Интересно, гитару привез? Мог бы и поразвлечь нас немного.

В постели читала «Метель» и «Выстрел».

Из нашей лоджии открывается прекрасный вид. Направо море, налево река Лиелупе. Она пользуется дурной славой, в ней многие тонут. Под лоджией зелень могучих дубов, а чуть дальше высокий шпиль собора. Соборные часы мелодично отбивают время.

Сегодня тепло, ходили купаться. Вода, правда, холодноватая. Чтобы зайти в море по пояс, нужно брести довольно долго. Я помнила просьбу Алексея и подобрала ему камушек, такой смешной, похожий на мордочку котенка. Впрочем, сделала это просто так. Вряд ли пойду на Черную дачу, навязываться не хочу. А кроме того, ведь всякое чувство проходит. Сегодня мне, например, спокойней. Дачные переживания отдалились, дымкой заволоклись. Еще несколько дней, и все из меня выветрится. Я вот сегодня что-то по Диме скучаю. Нескладно получается с ним. Подумать только, ведь он мне читал стихи! Наверное, делает это нечасто. Уверена, что Аня его стихов не слыхала. Человек мне открылся, а я его оттолкнула. Нехорошо, обязательно исправлюсь.

Папа все стучит на машинке. Кончает диссертацию? Ничего подобного. Он сейчас загорелся идеей выпустить сборник «Пушкин и Муза». Когда мы собирались у него «на чаёк», он целый час бегал по номеру, размахивая руками и с жаром доказывая, что все влюбленности Пушкина не что иное, как «поиск Музы во плоти».

— Поиск Музы во плоти! — повторял папа. — Что же вы со мной не спорите?

Мама смотрела на него с печальным отчуждением. Внезапно я поняла, что каждый из них давно живет сам по себе. Неужто все браки приходят к этому? Мне скоро шестнадцать, потом будет семнадцать и восемнадцать. Я не хочу, не хочу взрослеть! Меня страшит этот мир сомнений, разочарований. Страна детства такая прекрасная, светлая! Как удержаться в ней?

Читала «Метель», и вдруг почудилось, что в моей жизни тоже произойдет путаница. Метель с дороги собьет, не туда завезут сани, но кончится все хорошо. Бурмина-то, между прочим, Алексеем зовут, а главную героиню — Машей. Но бедный Владимир! Несправедливо обошлась с ним судьба.

Продолжаем жить. Сегодня наведались в Ригу. Бродили по старым улочкам. Мне понравилось! Обедали в кафе «Луна», а потом оказались в Домском соборе. Здесь выступал тот же Потсдамский хор в сопровождении органа. Замечательная акустика в этом соборе! Так все торжественно. Я смотрела на лица людей, они казались красивыми, одухотворенными. После концерта побродили еще. Мне приглянулась семейка средневековых домов «Три брата». Папа много фотографировал, не только нас, но и толпу. В Дом творчества вернулись к ужину, очень уставшие. Все эти дни не удавалось побыть одной, и я решила, что сегодня надо сбежать, уйти далеко по берегу, как советовал Алексей. Вытащила свой блокнот и объявила, что пойду «на этюды». Удачная все же придумка! Мне до сих пор верят. Страшусь лишь того часа, когда потребуют отчет. А отчитываться нечем!

Пошла морем в сторону Яун Дубулты, но тут меня настиг Синекрылов. Он подошел с простодушным предложением:

— Хочешь, покидаем камушки?

Я спросила:

— Ты здесь с родителями?

— Один! — гордо ответил Синекрылов.

— Как это?

Он только засвистел в ответ и начал швырять камни в море.

— Хочешь, будем друзьями? — спросил он.

Только этого юнца мне не хватало.

— А ты умеешь говорить по-французски? — спросила я нарочито строго.

— Если хочешь, научусь, — ответил он.

— Вот когда научишься, тогда и дружить станем.

— Ладно, — сказал он и дурашливо засмеялся.

А я пошла себе дальше и дальше, пока солнце не коснулось воды. Нашла еще один камушек для Алексея, похожий на крестик. Какой ему больше понравится?

Когда возвращалась обратно, Синекрылов сидел на коряге и поджидал меня.

— А я уже научился по-французски! — объявил он. — Парле ву франсе? Шерше ля фам!

Я похвалила его за успехи. Странный все же парнишка. Плелся за мной до самого Дома творчества, свистел, убегал и прибегал снова. Совсем как маленький, а ведь перешел в девятый. Я, между прочим, заметила, что нравлюсь тем, кто моложе. С одной стороны, приятно, с другой — как-то глупо.

Пятый день на берегу Рижского залива. Время такое насыщенное, кажется, давным-давно уехали из Москвы. Сознание наполнено плеском моря, шумом сосен, матовой белизной песка, запахами набегающих волн.

Нашла листок клена, желтый, осенний, хотя еще лето, и положила к тем камушкам. На что я надеюсь? Он, конечно, забыл меня. Сама-то почти забыла. Только перед сном, как в немом фильме, крутится то вперед, то назад лента последнего месяца. Вот я сижу в кресле, он входит. Вот плачет, уткнув мне в колени голову. Вот обнимает меня. Да было ли все это? Какой-то сон, мираж, наваждение.