Белые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии - Шейла Фицпатрик

всяком случае, до августа 1948 года, когда вдруг появилась загадочная новая категория «белые русские». До этого же по лагерям ди-пи ходили слухи, что русским нужно добывать поддельные бумаги, где они значились бы украинцами, поскольку «Австралия и Англия все еще не пускают русских иммигрантов»[172].

Как и другие подобные программы, австралийская программа массового переселения предлагала избранным мигрантам бесплатный проезд с ограниченным объемом багажа. Однако соглашение IRO с Австралией отличалось от ее соглашений с другими странами в двух важных пунктах. Во-первых, это была государственная программа и потому (в отличие от американской) не предполагала, что добровольные организации будут подыскивать спонсоров для отдельных мигрантов. Во-вторых, в отличие от других стран, Австралия предоставляла мигрантам жилье в специальных лагерях и общежитиях, а также предъявляла им обязательное требование – отработать два года там, куда пошлет их правительство Австралии. Это делалось для того, чтобы вернуть в казну средства, затраченные на перевозку мигрантов, и обеспечить рабочими руками предприятия, нуждавшиеся в них в первую очередь: гидроэлектростанции на Тасмании и в Снежных горах, различные объекты строительства, железные дороги и тому подобное. Колуэлл очень гордился пунктом об обязательных отработках. «Это была моя идея», – писал он позднее и объяснял, что так можно было заодно решить проблему острой нехватки жилья, обозначившуюся в Австралии после войны. Новоприбывших просто заселяли в бывшие армейские лагеря. По мнению Колуэлла, это соглашение давало определенные преимущества и самим мигрантам: «На два года они получали гарантированное трудоустройство, на два года обеспечивались жильем и в течение этих двух лет могли изучать язык и обычаи принявшей их страны, и у них было время подумать о том, где бы поселиться потом»[173].

Однако пункт об обязательных отработках подорвал популярность вербовочной программы Австралии в лагерях ди-пи, где это условие восприняли как требование кабального труда. Вызвал он и суровую критику со стороны Советского Союза. По мере того как холодная война набирала обороты, советская сторона открыто стала называть это требование Австралии явным доказательством того, что вся затеянная западными союзниками программа переселения – просто способ украсть советских граждан (и заодно граждан восточноевропейских стран) и использовать их как рабскую силу в собственных колониях[174]. Некоторые представители австралийского профсоюзного движения придерживались похожей точки зрения: независимый политик Джек Лэнг критиковал правительство лейбористов за то, что они ввезли в страну «массу рабов под видом иммигрантов» с явным намерением использовать их в дальнейшем, чтобы «раздавить профсоюзное движение»[175].

Поскольку у Австралии не было в послевоенной Германии своего гражданского представительства, было решено, что назначенная австралийским министерством иммиграции комиссия для отбора мигрантов будет действовать под общим надзором австралийской военной миссии в Берлине[176]. Джордж Винсент Гринхалг, чиновник миграционной службы Британского Содружества в Берлине, возглавлял отборочную комиссию, которая поначалу состояла из двух сотрудников иммиграционной службы, одного военного врача и сотрудника армейской разведки и с октября 1947 года была развернута в германском Бад-Пирмонте в британской зоне оккупации[177]. Члены комиссии были новичками: они ничего не знали о Европе вообще и о перемещенных лицах в частности, и им приходилось всецело полагаться на помощь переводчиков (обычно из числа самих ди-пи)[178]. Их опросник коряво перевели на немецкий. При принятии решений об отборе кандидатов комиссия уже зависела от IRO, которая предварительно отбирала заявки тех ди-пи, с кем предстояло провести беседы[179]. Колуэлл рассказывал:

Австралия нуждалась в первую очередь в «тружениках с мозолистыми ладонями». Спрос на людей свободных профессий был крайне ограничен, и возникали сложности с признанием университетских степеней и прочие подобные проблемы. Мы ни в коем случае не собирались брать торговцев и всяких лавочников[180].

Очень распространено было предубеждение против «интеллектуалов, специалистов и студентов». Генерал-майор Фредерик Галлеган, глава австралийской военной миссии, занял ту же позицию и предупредил ди-пи, что «здесь не будут предоставлять ни малейших привилегий» представителям этих групп[181]. Под словом «здесь» он, вероятно, подразумевал Германию, однако по-настоящему речь шла об Австралии. У профессионалов из числа ди-пи старались отбить желание переселиться в Австралию уже на этапе подачи заявок: ведь требовалось согласиться на отбывание двухлетней трудовой повинности по направлению австралийского правительства. Кроме того, Австралия выставляла повышенные требования к уровню физического здоровья будущих иммигрантов. Члены австралийской отборочной комиссии отвергли больше кандидатур по медицинским показаниям, чем комиссии других стран: более 50 % кандидатов, прошедших собеседование, получили отказ по причине выявленных небольших недостатков – таких, например, как «малый рост». Отбраковывали и перемещенных лиц с протезами ног или их дефектами, потерявших глаз. Не желала Австралия принимать людей с варикозным расширением вен, конъюнктивитом, дерматитом и испорченными зубами, потому что считалось, что мигранты часто используют подобные недуги как отговорки, чтобы бросить тяжелую работу и поскорее вернуться в город[182].

Оказалось, что найти достаточное количество мигрантов, пригодных для тяжелого ручного труда, намного сложнее, чем думали в Австралии поначалу. Это стало понятно, когда в конце 1947 года на борт парохода «Генерал Стюарт Хейнцельман» взошла первая группа из 844 мигрантов – латыши и прочие прибалты из числа ди-пи. Первая трудность состояла в том, что эти люди уже привычно лгали о своем происхождении, когда отвечали на вопросы отборочных комиссий; вторая заключалась в том, что и сами австралийцы пренебрегли рекомендованными правилами отбора и отдавали предпочтение тем кандидатам, кто хоть немного знал английский, – то есть тем самым образованным специалистам, которых Австралия как раз и не желала брать. Таким образом, среди пассажиров «Хейнцельмана» почти не видно было «тружеников и тружениц с мозолистыми руками», о каких мечтал Колуэлл. А за время плавания многие из них претерпели удивительные метаморфозы и к моменту прибытия в порт назначения превратились из пролетариев в образованных представителей среднего класса.

Из мужчин, взошедших на борт парохода, 586 человек были записаны рабочими и 142 – крестьянами (более или менее в соответствии с изначальными рекомендациями), а среди женщин-мигранток насчитывалось 77 домашних работниц и официанток, 32 машинистки и 6 младших медсестер. Ни один мужчина, ни одна женщина не значились в списках как квалифицированные специалисты[183].

А вот по прибытии встречавших корабль сотрудников иммиграционной службы приятно удивило, что очень многие мигранты говорят по-английски и вообще, оказывается, «очень приличные» люди (то есть благопристойного вида, с правильной речью, явно из среднего класса). У одной из «официанток», как выяснилось, имелся диплом историка, она окончила Рижский университет и работала археологом в музее; другая изучала медицину в Гейдельбергском университете, а третья когда-то преподавала теологию. Мужчины тоже, как